«Что ж ты, тетка, не договорила? И мать моя молилась тогда Брат, больно было тебе, брат? Простить, говоришь, богородица, говоришь? А как у Жорки кадык хрустел, тоже забыть? И кассету забыть? Как мне жить?.. Кому молитьсято, бабка, кому?!»
Кассету досмотрели. Иван на том месте, где солдатские тела катились в овраг, поднялся со скамьи. Савве на ухо, прохрипел:
Я схожу к себе, бумажонку одну прихвачу, ты подожди. Менты пустят?
Базара нет, пустят, ответил Савва, оскалился: Понравилось?
У гранитной стены с фамилиями никого.
Солдаты ушли, сделав свою работу.
Стих ветер.
Ивану вдруг послышалась музыка знакомая каждому солдату: когда уходил он в армию, вдарил оркестр «Прощание Славянки». Так вдарил, так
Да не музыка то была, а механ на бэтере насвистывал.
Иван его сразу и не заметил. Глянул подурному на механа, схватился за голову. Будто рвануло фугасом землю под ногами. И побежал по плацу: за ним визг, снарядный вой, взрывы, стоны крушит ему перепонки дикая музыка. Стучит в висках: не свисти, не свисти, не свисти, не свистии
Не свисти, блядинааа!! заорал Иван страшно бессмысленно, насмерть заорал.
Испугался механ, подавился на высокой ноте.
В камере на грязном полу лежал человек: кровь кляксами, окурки раздавленные, фантик от сникерса, хлебная корка с плесенью; руки стянуты в запястьях ноготь на кожице висит. Нестерпимо воняет прелой мочой. Савва похозяйски зашел в камеру, двинул пленника ботинком в живот. Тот взвыл. У пленника на голове пакет, по пакету скотчем перемотанно, только рот рыбий наружу: черные губы разинуты, спекшееся месиво во рту.
Мыыы, мычит человек.
Менты сказали, чтоб недолго, да Его завтра фебсы заберут каяться будет. Будешь, черт, каяться? и снова ботинком в пах.
Мыых, ахнул пленник. Не надо, ребята я не сам, меня застауили.
Савву всегда звали на допросы. Менты так не умели. Савва бил смачно, со вкусом: когда пленник исходил кровью и мочой тыкал ему окурком в глаз и, коверкая слова, уродуя русскую речь, кричал в ухо:
Ну, сука билат, скажи нах перед смертью скока наших рюсских убиль?
Расскажет пленник, что знает и что не знает со страху тоже расскажет. Савва был спец выколачивать информацию. Менты степенно стояли в сторонке, качали головами:
Где так научился, брат Савва?
Злой боевик, как собак, только и отвечал Савва.
А Иван думал, когда рассказывал ктонибудь про Савву, что, наверное, тот от природы такой хладнокровный. Потом еще думал: сюда бы армию таких вот хладнокровных и конец тогда войне. Иван не раз видел поверженных врагов; когда добивали пленных не испытывал душевных мук, но только брезгливо морщился и размышлял так: чем больше завалят «духов», тем лучше. Вот только кому будет от этого лучше, Иван понять не мог. После теткиной истории про десять солдатиков он смутно почувствовал, что гдето рядом, может быть, даже в самих теткиных словах кроется разгадка и ответ на все мучавшие его вопросы.
Но на это раз все был подругому.
Он писать может? спросил Иван. Так некстати спросилось, не к месту, что Савва удивленно разинул рот.
А нафига ему писать, брат? Пусть говорит,
да, и снова пыром ткнул в перемолотые ребра. Падла. Скажи нах перед смертью
Пленник взвыл от боли.
Глаза ему развяжи. Мне нужно
Лицо было шмат синего мяса. Иван сморщился, но, думая только об одном, пододвинул к пленнику стул и положил сверху лист бумаги. Савва с интересом наблюдал, думая про себя, что Буча окончательно свихнулся или придумал какуюто новую форму допроса. Иван сунул пленнику между распухших пальцев ручку.
Пиши.
Пленник с трудом понимал, что происходит вокруг, или только делал вид: так натурально корчился возле стула, так жалобно подвывал, что человек не искушенный в допросах, наверное, поверил бы что попал этот двадцатипятилетний парень на войну совершенно случайно.
Ребята», а что писать? Я сказал все это страшная ошибка
Я диктовать буду. Пиши. Волгоградская область поселок Степное
Ручка воткнулась в бумагу; связанные руки мешали пленнику писать, на листке появились темные пятна с отпечатками кровяных ладоней.
Волгоградская пиши!.. область поселок
На листке появились буквы, потом слово, второе.
Иван склонился над пленником.
Савва кисти разминает, выворачивает пальцы с хрустом.
Потом произошло то, чего Савва никак уж не ожидал. Иван схватил листок с синими каракулями, приложил его к другому похожему на оберточную бумагу от бандеролей. Некоторое время молча шевелил губами. Савва видел, как задрожали плечи у Ивана, как выронил он оба листка. Не успели бумажки долететь до пола, вскинул Иван руку и, не говоря ни слова, но, рыча, как зверь, ударил пленника в голову. Ударив, пошел месить его руками и ногами. Иван топтал шмат синего мяса, давил ботинками пальцы связанных рук, прыгал, втыкаясь пятками в рыхлую грудь. Пленник уже не стонал: он вытянулся вдоль стены, только вздрагивало и хлюпало под ударами его измочаленное тело.
Брат, брат, тише, я ментам обещал завтра фебсы
Савва бросился к Ивану, обхватив его, стал оттаскивать. Тут бы и Савве досталось, но как бывает в таких делах, увидел вдруг Иван или почувствовал, что не сопротивляется пленник, не ворочается под его ногами, не прячет от сбитых в кровь кулаков синий шмат Пленник потерял сознание. Обмяк Иван, сдался схватился за лицо руками и трет, трет как сумасшедший. Бормочет: