Однажды пришло ему письмо.
Писал отец, что кассету забрали в прокуратуру, сам он собрался ехать в Ростов в главную медлабораторию. Адрес ему дали в военкомате. Там, дескать, могут они найти Жорку. В той лаборатории собирают всех неопознанных. Нужно будет делать экспертизу. Мать плачет каждый день. Хоть бы найти им Жоркино тело что осталось от него, да положить на бугор к деду с бабкой похристиански, чтоб матери было, где поплакать, да пожалеть младшего.
К декабрю и пришло это письмо.
Через две недели уходила команда снайперов, туда, где теперь грохотало и взрывалось: где снова горела земля, камни и люди, откуда шли сводки фронтовых новостей, в самое пекло войны. У танка памятника старенькой тридцатьчетверке, в парке, где липы, да тополя голые, курил Иван в одиночестве и перечитывал последнее письмо из дома.
Ну что, стрелок, готовишься?.. Что пишут?
Иван вздрогнул от неожиданности. Не заметил, как к нему подошел Батов. Полковник был в шинели парадного образца весь строгий, вытянутый.
Иван поправил шапку, козырнул.
Здравия желаю, товарищ полковник.
И тебе не хворать солдат, всегда бодрый и уверенный в себе Батов будто постарел на газах. Все, солдат, отслужился я. На пенсию.
Вас? не удержался Иван. А кто ж заместо?
Есть спецы О другом хотел спросить тебя. Я еще тогда об этот подумал, когда напарник твой уснул в лесу. Ведь ты не за деньгами едешь, не за славой и не от себя бежишь. Воевал раньше. Знаешь, какое это дерьмо, а едешь Знамов, ведь ты да?
Так точно, Знамов, товарищ
Да ладно, сынок, я уж на половину гражданский. Скажи, ты, мне зачем рвешься туда долги едешь собирать? Я верно понял?
Может быть, подкупила Ивана та простота, с которой заговорил с ним старый полковник, может, подумал, что не увидятся они с ним никогда больше. Но рассказал Иван все что с ним было, произошло: и на той войне, и дома как смотрел он ту проклятую кассету.
Наверное, приходилось Батову слышать такое, наверное, сам он не раз видел смерть близких и дорогих людей.
Ты вот что, солдат, тихим голосом, но твердо сказал Батов, иди и сделай то, что задумал, только постарайся остаться человеком. Да, я понимаю, это почти невозможно!.. Но постарайся, сынок.
* * *
На Грозный с севера шла тяжелая техника.
Боевики потрепали части Внутренних войск, милицию и ополченцев: в первых числах января штурм города, превращенного в крепость, был приостановлен, так как, по мнению командования, «потери объединенной группировки неоправданно возросли».
После вынужденного затишья, 17 января 2000 года по Грозному выпустили первую тысячу тонн снарядов; штурмовые армейские группы, прикрытые с флангов огнем артиллерии и снайперскими парами, вновь начали наступление на позиции боевиков.
В Старых Промыслах на Катаяме, грозненском «Шанхае», что с картой, что на месте по ориентирам, заплутать плевое дело. Стемнело быстро. Зимние вечера за хребтом коротки, ночи долги и тревожны.
Савва, я говорил шепчет Иван, вечно тебя, чурбана, послушаю «туда, туда!» Дубина
Звонкий собачий брех, заставил Ивана пригнуться еще ниже; он распластался вдоль забора, бесконечно тянущегося в конец улицы. Ночью не только кошки, но и заборы серы. Во дворах тихо, безжизненно. Иногда затявкает псина, брошенная хозяевами, кинется с той стороны, хрипом зайдется. Савва одну пристрелил из пистолета. Хлопок визг на всю округу. Иван за кучу песка так и рухнул. Савва доволен. Иван ему чурка узкоглазая! Смеется калмык. Хладнокровный, одно слово.
и есть дубина.
Э, брат, ти злой как собак! коверкает Савва русское произношение.
Савва через «ночник» оглядывается вокруг себя. С Саввой воевать спокойно, потому что задница твоя будет прикрыта, если Савва взялся ее прикрывать. Так и сейчас: по левую сторону Савва, по правую Иван. Оглядываются, тысячу раз оглядываются: один неверный шаг и все смерть мина или пуля.
Глянька, чего там, Иван указывает рукой туда, где в рыжих всполохах вырисовался силуэт бэтера, выдохнул облегченно. Наши!
Закопченный лейтенант Ивану понравился сразу, хотя, конечно, он не девка, чтобы нравиться. Летеха пехотный и есть: на щеках щетина окопная, шапкатаблетка несуразная на голове, кирзачи в колено. Но бравый летеха растоптался на войне, наверное, еще с Дагестана топает, и все на переднем крае, передке.
У кострища человек десять солдат такие же закопченные. Намерзлись тянут черные пальцы к пламени, того и гляди, опалит: задубела кожа дымком не согреешь так и суют прямо в огонь.
Мы вас еще днем ждали. Ротный сказал, что снайперов нам придадут. Мы ждали, ждали.
Лейтенант говорит, словно торопится куда, рукой трет шею. Бинт у него вокруг шеи. Шея длинная, подбородок над ней торчком вперед.
А это? заметил лейтенант Иванов взгляд. Сегодня «вованы» Нее, «вованы» не вояки, менты и есть. Жаль пацанов Шли на тот дом, он махнул неопределенно, прикинь, за бэтером в колонну по двое. От снайпера прятались. А по ним из миномета каак шмякнули. Две мины двенадцать трупов. Раненыых! Мы вытаскивали Меня и шмякнуло осколком, он снова потер шею, так шмякнуло.
У костра потеснились.