Кто это? Зачем пришли?
Какая разница? Казалось, в этом мире для меня уже ничего не осталось.
Ты добила? Он просил? рвано, сухо, словно каждое слово на вес золота.
Лишь мотнула головой.
Мужчина воздал хвалу Всевышнему на своём, но эту фразу я ни с чем не спутаю.
Я не запомнила лиц пришедших. Лишь то, что один из них был высок, а вместо горской шапки носил тюрбан. Он накрыл меня буркой, нагретой изнутри, а после и вовсе посадил на своего коня.
Мне было всё равно.
Я молча сидела, наблюдая, как горцы собирают тела павших воинов. Как все вместе они встают на молитву.
Тогда они забрали меня с собой, а после потребовали от русских обмен: меня на нескольких воинов, взятых в плен.
Обмен состоялся. Меня вернули в целости и сохранности чистую, умытую и даже довольную.
Горцев же вернули тощими оборванцами, покрытыми следами пыток.
Это война.
Так всё и бывает. Будь я солдатом, меня бы также пытали, на мне бы вымещали злость за убитых товарищей и вернули бы таким же тощим оборванцем. Но я была просто девочкой дворянкой, оказавшейся выгодной разменной монетой.
Я знала, вскоре убили почти всех, кто тогда взял меня в «плен». Знала, что в горах от голода скончались десятки покинувших аул женщин, стариков и детей. Многих горцев казнили на моих глазах, но на моих же глазах обратно в Россию везли казнённых горцами офицеров.
Для меня в этом не было чести. Не было ни гордости, ни доблести. Я видела лишь убийство. Кто-то убивает, чтобы защитить себя, а кто-то, чтобы взять то, что хочется роли меняются, а суть остаётся.
Я это ненавижу.
И их ненавижу тоже.
Дом встретил меня наказанием. Розги, жгучие, выбивающие слёзы из глаз, оставляющие шрамы. Они, послушные лично Мирюхину, вернули меня к жизни.
Всё проходит. И боль проходит. И даже глупости проходят. Как страшен был мой проступок, раз я понесла такое наказание? Мой добрый опекун, вечно защищающий меня перед отцом перед всеми! самолично наказал.
Мне не было обидно. Я понимала тот страх, что ему пришлось пережить.
Я была одна. А потом пришли розги и выбили из меня эти бредни.
Никогда и никто не бывает один. И это я обязана помнить.
Глава 16
Санкт-ПетербургВ один день, не удержавшись, я выписала средства на поддержание мирного горского населения. Это могло стать большой проблемой, но, в связи с тем, что ситуация на Кавказе вновь обострилась, я не могла поступить иначе. Более того, существует организация, занимающаяся подобными вопросами и одобренная самим их императорским величеством. Это позволяет мне надеяться, что, если и обнаружат это подаяние, я обойдусь без обвинений в измене. Мне будет нетрудно их опровергнуть в подобного рода вещах я педантична до мелочей и точно знаю, что моя помощь не будет использована против России, а драгоценный граф Мирюхин, как человек «по ту сторону», проконтролирует процесс передачи действительно нуждающимся.
И всё же, если я окажусь неугодна их величеству, именно подобные мелочи станут хорошей почвой для обвинений. Но я точно знаю, что зло никогда не приходит ответом на добрые дела, даже если многие уверены в обратном. «Не оскудеет рука дающего» и прочее, прочее
Дела шли своим чередом. Шереметев на предложение ответил согласием он не был заинтересован в развитии кружевного дела, но прибыльность осознавал, а потому затребовал на каждую душу баснословную цену, которую я, впрочем, приняла
было бы глупо после всего отказываться от задумки.
В нашем с Безруковым и Подземельным деле тоже имелись значительные подвижки. В семи уездах уже вовсю работали школы, открылось целых три больницы, графская казна пустела на глазах, но я не жалела, надеясь на прибыль со следующего сезона.
Так прошёл первый год в Петербурге. Феденька не становился лучше, но и на тот свет отчего-то не спешил, существуя моим клеймом и гарантом некоторой личностной свободы. Как чья-то жена я определённо обладала большими правами, чем любая девица или вдова, и я без зазрения совести этим пользовалась. Однако и в этом положении присутствовали неоспоримые минусы, кои я ни в коем случае не могла признать, лишь изредка, ночами, плача или грезя.
Как же тонок был Островский с его замечанием ум с сердцем не в ладу! Моё сердце местами сходило с ума, но, к счастью, те места были на невидной чужому глазу стороне. Или же видной? Иначе почему всё чаще мне намекали на близкие отношения с князем?..
Определённо верным решением было бы оборвать с ним всякие связи, пусть и не было в нашем общении ничего греховного. Он и понятия не имел про тот мрак, что творился в моём сердце, про то периодическое отчаяние, накрывающее меня из-за запретных чувств. Князь же и вовсе не видел во мне женщины, принимая за младшего товарища, что делало ему честь, и должно было меня радовать, но глубоко внутри я прятала обиду.
Да, определённо, ему не стоило бы так хорошо ко мне относиться каждому известно о слабости девичьего сердца, теперь было известно и мне.
И всё же поддаваться этим позорным чувствам не было никакого смысла и я не поддавалась. Только вот и сил отказать в очередной прогулке не находила.
Вы приглашены на званный ужин к Нефедьеву?