Заходя в дом, говори мир вам и благословение Всевышнего, учил меня Анзор. Я наматывала на ус.
Мир вам и благословение Всевышнего, проговаривала, после чего неизменно получала ответ:
И тебе мир и благословение Всевышнего. Как ты?
Не так важно было ответить на этот вопрос, как сказать: «За всё хвала Богу». Ведь и правда случилось ли у меня горе, радость, легко ли мне живётся или трудно за всё хавала Богу. Когда ты осознаёшь это, никакие трудности не кажутся неотвратимыми, ведь Господь мудр и знает, чем тебя испытать, что тебе по плечу.
Сегодня я ушла ночью. Глупо, конечно, но дом душил. Хотелось к Анзору, моему доброму рыжему другу, совсем молодому, но уже такому мудрому. Чтобы он, спокойно, без сочувствия, без лживых увещеваний и обещаний, сказал просто:
Все мы от Господа и к нему мы возвращаемся.
Мне нужны были эти слова как воздух. Смерть отца не была нежданной, но иногда, как сегодня, осознание накрывало свинцовым одеялом, вдавливая в пучину уныния и страха.
Я одна.
Нет, не одна. Конечно, не одна. Со мной всегда Господь. И совсем скоро я и папа снова встретимся. Он обязательно познакомит меня с мамой и братьями, а может даже с дедушкой.
Запах дыма поначалу не показался мне странным. Близился рассвет, люди растапливали печи. Но чем ближе я подходила к аулу, тем сильнее был запах нет, уже вонь, невыносимая! Казалось, горело не только дерево горела земля, горела плоть!
Я поспешила вперёд, уже не по тропе чащей. Ветви хлестали по лицу, цеплялись за одежду, словно бы не хотели пускать меня, пытались уберечь
Но я не видела в этом знаков. Я опрометчиво мчалась туда, где, казалось, я обрела семью.
Сквозь ветви виднелся яркий свет костров. Огромных костров, способных поглотить даже дома.
Дома!
Аул был в огне! И в этом ужасе, меж тел, сновали мундиры.
Проверяйте!
Один из мундиров, некоторое время всматриваясь в лежащее тело, вдруг вонзил в него штык. Вытащил. Отправился дальше.
Я затаилась, схватившись за подаренный Анзором кинжал.
С неба хлопьями посыпался снег, но он не долетал до земли, тая от жара костров.
Рассвет наступал стремительно. Закончив очередную зачистку, военные неспешно покинули аул, таща за собой телеги с нажитым. Эта практика казалась очевидной зачем пропадать добру? но в тот момент я чувствовала, что каждая чашка, каждая тарелка, каждый тощий мешок крупы украдены у живых, у тех, кому точно нужнее.
Но живых в ауле не осталось.
Выждав ещё некоторое время, я, окоченелая, выползла из укрытия. Костры затихли, оставив после себя только чёрный дым и разруху. Снег, взяв своё, милосердно накрыл белым покрывалом окровавленные тела, словно защищая меня от этого зрелища.
Я медленно, как мундиры недавно, прошла меж тел, всматриваясь и с ужасом узнавая каждого.
Мир тебе, брат Хаджи, проговорила первому узнанному телу. И тебе мир, брат Медни, следующему. Пусть Господь простит вам все ваши грехи так и шла, выискивая одного единственного, и глупо надеясь, что не найду, что он ушёл с женщинами и детьми, ведь кто-то ну хоть кто-то должен был сопроводить их отступление? В горах, пусть и в этом страшном холоде, но ведь он мог бы выжить?..
Сначала я увидела знакомую шапку. Не типичную горскую, а нашу соболиную, мой ему подарок. Анзор отпирался, как мог, не желал принять, но я уговорила в обмен на кинжал, ведь и я не могла принять подарок просто так.
Снег, покрыв Анзора тонким слоем, впитал кровь из колотой раны на груди. Сквозь него проступали рыжие пряди бороды, синеющий нос.
Я присела рядом, прочесала застывшую бороду пальцами. Казалось, Анзор спит даже глаза закрыл в отличие от всех тех, кого я встретила ранее.
Мир тебе, мой дорогой друг, проговорила.
И вдруг зашевелились белые губы. Тебе мир
Из моих глаз полились горячие слёзы. Ужас захватил разум, и посиневшими руками я вытащила из ножен кинжал. Как больно ему должно быть!
Сглотнула.
Решимости не хватало даже на то, чтобы занести остриё, чего уж говорить про «удар милосердия». Так и сидела, сжимая рукоятку и плача.
Улыбнись мне обещан Рай едва слышные слова.
Он всегда говорил это Рай обещан тем, кто умер за истину. Я соглашалась, но сейчас сейчас это убеждение не могло спасти меня от охватившего отчаяния.
Тебе больно? шмыгнула. Я могу я могу помочь тебе крепче сжала кинжал.
Нет нет грех я умру сам, проговорил он. Это были последние внятные слова, а после он продолжал и продолжал шептать что-то на незнакомом мне языке. Кажется, это было свидетельство, то, которое каждый из них произносил перед смертью: нет Бога, кроме Единственного Бога, и Мухаммад Его посланник.
Я смотрела на едва шевелящиеся губы в полном смятении. Почти мёртвый, он всё равно находил силы повторять это снова и снова, до тех пор, пока последний вздох не покинул его тело.
И вам мир проговорил Анзор напоследок, словно здороваясь с кем-то, и лицо губы его расплылись в улыбке. Мне показалось, он ещё жив, но тело его начало застывать, лицо замерло, выражая крайнюю, неестественную среди крови, дыма и запаха гари, степень умиротворения.
Не знаю, сколько я сидела рядом. Казалось, мой дух тоже вот-вот покинет тело. Было тихо, так тихо, что я расслышала хруст снега под копытами задолго до появления гостей. И всё же не сдвинулась с места. Краем глаза заметила, как кто-то спешился, но мне отчего-то было всё равно.