Алоиз, почему вы стреляли в кокарду?
Форма, инспектор мой сосед жалко улыбнулся и вдруг захихикал. Чертово форма! Честь и гордость с детства мечтал. Я бы все равно не прошел по росту, даже если бы брали людей, но было бы не так обидно, да Все честно. А он вот прошел. Он ведь тоже гвардеец, так как же я мог? Должен был, раз взял деньги но не смог.
Алоиз Кондеграст а это без сомнения был он перестал смеяться и подпер рукой тяжелую голову.
Страшный человек, инспектор страшная смерть. Я не хотел так. Я должен был его убить, инспектор. Как честный человек. Один выстрел. Просто. Чисто. Я метко стреляю. Есть предложения, от которых нельзя отказаться. Он подошел ко мне утром. на вокзале. И саквояж у него был набит деньгами. Страшный человек, да действительно страшный. Он заплатил. Много. Всего лишь за то, что я убью одного гвардейца все равно какого. Они же все одинаковые, словно горошины из одного стручка. А я ведь и сам хотел! Бесплатно. Как отказаться, инспектор? Никак, да мы поехали к парку, там всегда караул. Он хотел дать мне пистолет, но я сказал, что у меня есть. А он сказал, что так даже лучше. И что я обязательно должен стрелять в голову.
Использовать дагеррографический аппарат для прикрытия тоже предложил он?
Да. Он у него тоже был в саквояже. И тренога. Все было просто. Два фотографа со своим оборудованием, даже если и увидит кто никаких подозрений. А пистолет мы спрятали внутрь. Подъехали к парку. Установили треногу. Я нагнулся к ящику, прицелился Я хотел убить но не мог, он гвардеец. Пусть и тварь, но он служит Короне. И что же я сам тогда буду за тварь, если я так ему и сказал, и даже хотел отдать деньги. Он не взял. И сказал, чтобы я стрелял. Иначе мои дети останутся сиротами. Тихо так сказал, но я поверил. И выстрелил. В кокарду. Думал, что обойдется, ну не попал, мол. И все. Бывает. Но гвардеец упал. А он засмеялся. Сказал, что нынешнее поколение совсем измельчало и все приходится делать самому. Страшный человек. Действительно страшный. У него было два пистолета странных таких. Словно ненастоящих. И звук у выстрелов тоже был ненастоящий, тихий совсем. Только все это было взаправду, и гвардеец упал сразу. А он Он убивал его медленно, начиная с ног и рук, и считал каждый выстрел. И смеялся. Менял обоймы, смеялся.
И снова считал. Снова и снова Я сбежал на тридцать шестом кажется не мог, да страшный
Его голос с каждым словом становился все тише, голова опускалась пока наконец не легла на столешницу. Зато сидящий рядом констебль, который за все это время ни сделал ни единого глотка из своей кружки, словно проснулся и посмотрел на Холмса, на что тот неопределенно повел плечами. Тогда констебль встал во весь свой немаленький рост, легко, словно ребенка, закинул похрапывающего Алоиза Кондеграста себе на плечо и понес к выходу, придерживая одной рукой. Во второй он держал саквояж.
Теперь настала моя очередь смотреть на Холмса вопросительно и добиться того же неопределенного пожатия плечами в ответ. Но я не был констеблем и отказывался понимать не только китайский чай, но и китайскую грамоту молчаливых перемигиваний.
Что с ним будет, Холмс? спросил я без обиняков. Его казнят?
Полагаю, констебль проводит его до дома и приглядит за его деньгами, пока он не придет в себя. Майкрофт далеко не глупец, и не мог не заметить следов от треноги на мягком газоне, не зря же он так настойчиво пытался удержать нас подальше и от разгадки, и от несчастного Алоиза. Меньше всего ему сейчас нужен политический скандал вокруг партии гуманистов. Гвардейца объявят героем и наградят посмертно, Алоиза не тронут, но будут приглядывать. Полагаю, если ему хватит ума держать рот закрытым, то у него даже не отберут выданный профессором гонорар.
Полагаете, это был сам Мориарти?
А кто же еще? Профессор прав в одном: если хочешь, чтобы что-то было сделано как надо все приходится делать самому. Вряд ли люди Майкрофта сумеют его найти.
Мы помолчали. Я тянул свой шерри, Холмс вертел в тонких бледных пальцах снятые в помещении гоглы. Взгляд его ускользал, я не мог его поймать, как ни старался. Наконец я не выдержал и снова спросил:
Но зачем?
Что зачем? переспросил мой друг, усмехаясь и снова пряча глаза за дымчатыми стеклами. Зачем Мориарти было тратить на несчастного гвардейца сто серебряных пуль или зачем Майкрофт позвал меня, хотя и сам все отлично понял? Отвечу, пожалуй, сразу на оба вопроса. Потому что ответ один. Предупреждение. Профессор отправил мне послание. А мой брат увидел в нем опасность и хотел быть уверенным, что и я ее не пропущу.
Но что за послание содержит в себе это число?
Улыбка Холмса стала хищной:
Дело не в количестве, Ватсон. Во всяком случае не только в количестве. Материал вот что важно на самом деле. Он знает, как можно убить того, кто бессмертен. И хочет, чтобы мы тоже знали о том, что он знает. А теперь, Ватсон, если вы не собираетесь далее наслаждаться здешними напитками, то нам самое время вернуться на борт нашего милого «Бейкер-стрита» и провести тихий вечер в компании нашей милой мисс Хадсон. Интересно, какое имя она выберет для себя сегодня? На мой взгляд, Алекто подошло бы вполне но я буду последним, кто скажет ей об этом.