Двумя неделями ранее на Кейбл-стрит я был уверен, что защищаю будущее. Но кого я защитил сегодня на Уайтчепел-роуд?
И кого предал?
* * *
Думаю, Ватсон, вам будет небезынтересно узнать, что Уэсты не убивали своего ребёнка, произнёс Холмс, задумчиво разглядывая плавающее в пробирке нечто, больше всего напоминавшее белёсого червяка. Если, конечно, бывают червяки с маленьким желтоватым ноготком вместо головы. Чужого, впрочем, тоже. Проведённые мною исследования неопровержимо доказывают, что этот мёртвый младенец годится им в прадедушки. Ему как минимум триста лет.
Как и самому зданию, кстати. Помнится, как раз около трёх веков назад имел место небольшой скандал с одним довольно популярным в те годы архитектором он любил замуровывать некрещёных младенцев в фундаменты и стены возводимых по его проектам церквей. То ли он строил не только церкви, то ли у него нашёлся подражатель из современников. Как бы там ни было, преступление было совершено, но по прошествии стольких лет приговор наверняка привело в исполнение само время.
Мы сидели в гостиной Бейкерстрита, прогулочного дирижабля класса яхта, ныне довольно старомодного, если не сказать антикварного, и вот уже почти полвека служившего нам с Холмсом домом. За панорамными окнами жёлто-серый сумрак самой обычной лондонской ночи потихоньку сменялся серо-жёлтым полумраком самого обычного лондонского дня. Я должен был бы радоваться тому, что всё наконец разъяснилось и мой друг не станет коллекционировать пальцы мёртвых младенцев. Но я чувствовал лишь опустошение. Холмс, конечно же, не мог не видеть мою подавленность, но вот причины её истолковал, похоже, неверно. Потому что, чуть помолчав, он добавил другим тоном и куда более мягко:
Не вините себя, мой друг. Не вы это начали, не вам и заканчивать. В старые добрые времена младенцев убивали ничуть не реже, чем сегодня. Просто предпочитали использовать их трупы в качестве дармового строительного материала, ведь детей женщины всё равно нарожают новых, а за каждый кирпич надо платить.
Возможно, он пытался так пошутить, в своей обычной немного неуклюжей манере. А может быть, и нет. Не уверен.
Я больше ни в чём не уверен.
Первые на Луне
Хьюстон, здесь «Орёл».
Хьюстон, у нас проблемы.
Вы слышите меня?
Кто-нибудь слышит?
Меня зовут Нил Олден Армстронг.
Я первый человек, шагнувший на поверхность Луны.
Вы всё это знаете.
Вы видели меня по телевизору. Вы слышали, что я сказал, когда подошва моего башмака коснулась лунного грунта вчера, 21 июля 1969г. Полмиллиарда человек слышали это и видели, как мы Эдвином установили американский флаг на поверхности ближайшей соседки Земли, воткнув в реголит проволочный угольник с растянутым на нем звездно-бело-красным полотнищем. Президент Никсон говорил с нами целых две минуты много вы знаете людей, с которыми в прямом эфире говорил сам президент?
Всё это было вчера. Сегодня, 22 июля, мы с Эдвином всё ещё посреди пыльной серости Моря Спокойствия. Если мы не придумаем, как нам взлетать, то так и останемся здесь. На окололунной орбите в пристыкованном к Нити командном модуле, который должен был при возвращении послужить кабиной лифта, нас ждёт Коллинз. Я очень надеюсь, что сейчас, спустя сутки после нашей посадки, он всё ещё жив. Хотя лучше бы ему быть уже мёртвым.
Высоко в небе, на другом конце паутинки длиной в без малого полмиллиона километров, посреди Тихого океана, у самого экваториального старта, несёт дежурство авианосец «Хорнет», и три тысячи человек на нём вглядываются в небеса в ожидании минуты, когда мы вернёмся.
Они сказочно удивятся сначала суток этак через трое, когда наш модуль не пройдёт сквозь атмосферу, и они будут нас ждать и ждать, с каждой минутой ожидания теряя надежду пока не потеряют её совсем, как потеряли её операторы в Хьюстоне сутки назад. Уверен, они всё ещё запрашивают нас, устало повторяя в микрофон: «Орёл, вызывает Хьюстон. Орёл, вызывает Хьюстон...».
И так без конца.
Они знают, что ответа уже не услышат.
Они просто не знают, почему.
Представляю, какие кары небесные сыплются сейчас на голову того парня с Земли, который принял решение выполнять посадку, несмотря на то, что панель управления бортовым компьютером цвела тревожными огоньками с середины пути сюда. Если бы он вернул нас, кто знает? Возможно, вы спокойно прожили бы ещё год или даже несколько лет до тех пор, пока лунный проект, набирающий обороты, не отправил бы к Луне следующий экипаж «Аполлона», теперь уже 12-го, который всё равно сделал бы то, что поручено было сделать нам.
Вы просто прожили бы эти годы.
Но все сложилось иначе.
И теперь у вас нет этих лет.
Потому что я взял на себя управление лунным модулем нашего «Аполлона» и посадил его на равнине Моря Спокойствия, а не в заполненном битым камнем кратере, как советовал пошедший вразнос бортовой вычислитель а вот оттуда мы могли бы уже и не подняться в чёрное небо. Впрочем, нам не подняться в него и теперь. Так что особенной разницы нет. Для нас.
А для вас... Но вряд ли вы об этом теперь узнаете.
Хьюстон, здесь База Спокойствия.
Вы слышите меня?
Нет?
Нет.
Тут сейчас ночь, Солнце безжалостно жжёт