Так я же все знаю через мои руки проходил.
А вы еще раз прочтите, стал настаивать Громов, подвигая листок Третьяченко.
Третьяченко взял листок в руки и стал про себя читать. Громов, откинувшись на спинку стула и немного даже отодвинувшись от стола; как бы тем самым давал возможность Третьяченко не замечать его, а сам внимательно разглядывал комбата. Ему хотелось понять, насколько тот проникся тем, что написано в рапорте, все ли взвесил. Однако широкое лицо Третьяченко было непроницаемо, ни один мускул на нем не дрогнул. Комбат неторопливо перечитывал знакомый ему рапорт и, видимо, думал в эти секунды о разговоре, который сейчас должен произойти.
Думал об этом и Громов.
Для того чтобы этот рапорт пришел
сюда, к нему, командиру полка, тот лейтенант, который написал его, должен был совершить над собой усилие все взвесить, обсудить наедине с собой обстоятельства и прийти к единственному только выводу, к которому он пришел.
Теперь лейтенант ждет его решения, ждёт ответа на свой рапорт.
Громов неожиданно вспомнил: недавно в округе было совещание и на нем говорили, что он умеет работать с молодыми офицерами. Но что значит работать? Проводить специальные занятия, совершенствуя тактическую и методическую подготовку новоиспеченных командиров? Учить делай это, а не то? Учить командовать? Кажется, в его полку было проведено достаточно мероприятий, позволявших сказать: работа ведется. Но ведь всего этого мало. Работать с молодыми офицерами значит показывать пример, повторять и повторять старую азбучную истину: делай, как я, не только на учебном поле, но и в казарме, и в клубе, и в парке. Работать с людьми это значит постоянно помнить: на тебя смотрят, с тебя, с командира, берут пример;
Вот сидит перед ним майор Третьяченко, квадратный увалень с широким добродушно-хитроватым лицом. Его считают в полку умницей, очень дельным человеком и часто, даже вслух, ругают за медлительность.
Третьяченко читает, рапорт, который отлично знает даже в этом сказывалась его наивная уловка: выиграть время, сообразить. При Громове он начал командовать батальоном, бывал на многих учениях, где всегда его батальон отмечали за успехи.
При нем, при Громове, Третьяченко получил орден за безупречное исполнение служебного долга, при нем, при Громове, у него родился сын, поздний ребенок, в котором отец души не чает.
Медлительный Третьяченко умеет ничего не пропустить, знает, какой товар поступил в мастерские, на склад, и способен навести страх на своих старшин, если у кого-то из солдат обнаружен порванный сапог.
Третьяченко, которого он ценил, уважал, которому доверял как себе! И вот, пожалуйте, такая штука: из батальона Третьяченко лейтенант Парфенов просит откомандировать его в другую часть. В другую
Ну как, прочитали? спросил Громов, когда Третьяченко положил листок с. рапортом на стол.
Прочитал. Комбат исподлобья взглянул на командира полка.
Ну и что скажете?
Переводить его из батальона надо. Не сложилось у него с Федотовым вечные распри
Одну минуту, нахмурился Громов. Сначала все-таки надо разобраться: что же происходит? Парфенова первый год, пока он служил тут, хвалили, и вы в том числе хвалили, документы подтверждают. А через год-полтора начали хаять, и довольно дружно. В чем тут дело? Сам Парфенов стал плохо служить, или он по-прежнему служит хорошо, но к нему по каким-то причинам стали относиться плохо тут нужна четкость. Человек уходит, он обижен. Если он не прав, то мы должны сказать ему об этом. Мало этого, на партийном бюро вопрос поставить.
Товарищ полковник, по-моему обиженно начал Третьяченко, делая, по обыкновению, паузы между словами.
Что по-вашему! не дождался Громов конца фразы. Вы хороший командир, и я с вами говорю откровенно, считаю, что поймете меня. Тут нужно твердо знать, на чьей стороне правда.
Мы столько времени занимались Парфеновым! Переводить его надо, и все.
А может, Федотова, командира роты, следует перевести?
Федотов хороший командир. А Парфенов мнит о себе много, думает, тут, кроме него, нет сообразительных, указывать другим любит, а у себя в глазу, сучка не видит. Да вот посудите сами. Идут занятия. Командир роты проводит тактические учения. Все как полагается. Федотов командует, взводные слушают Ну ладно, может, на схеме что и не так было, только нельзя же так выпендриваться: лейтенант Парфенов после занятий чуть ли не замечание Федотову делает и то было плохо, и тут надо было сделать то-то, и в такой-то статье в таком-то журнале вот что пишут. Ну, в общем, чехвостит командира роты на все корки. И все это, представляете, под благовидным предлогом: он, дескать, болеет за общее дело. Он, дескать, старается, чтобы последняя мысль военной, науки была воплощена в практику. А мы, выходит, обветшалые ретрограды, консерваторы и лодыри.
То был один Федотов, а теперь «мы», сказал улыбнувшись Громов.
А иначе понимать Парфенова нельзя, стоял на своем Третьяченко. Делая разные демарши ротному командиру, он как бы протягивает ниточку и выше. Плохой начальник, дескать, не может ходить в подчинении у хорошего В общем, по пословице: яблоко от яблони