А где лейтенант Парфенов? спросил Громов.
Третьяченко быстро взглянул на командира полка и объяснил, что часть людей капитана Федотова, перебравшись в пешем порядке через болотину, заняла на всякий-случай позицию впереди, а другие ведут колею по болоту навстречу им, то есть сюда, среди них находится и взвод лейтенанта Парфенова.
Понятно, протянул Громов, продолжая глядеть вперед, где трудились солдаты. И повторил: Понятно.
Что было понятно что люди Федотова находились впереди, за болотиной, или что-нибудь другое, Третьяченко не уразумел, подождал, не скажет ли командир полка еще что-то. Но Громов молчал, и это молчание лучше всяких слов дало понять комбату, что полковник интересовался не столько самим капитаном Федотовым, сколько его подчиненным, командиром взвода Парфеновым, подавшим рапорт о переводе его в другую часть. Рапорт, пройдя через инстанции, достиг теперь командира полка, и в тот момент, когда они с комбатом шагали через лесок, Громов вспомнил о Парфенове. Вспомнив, подумал, что вопрос с Парфеновым надо решать, и пытался разобраться в собственных ощущениях, которые были настолько не однозначны, что он, Громов, до сих пор не мог прийти к какому-то конкретному выводу.
В рапорте лейтенант Парфенов жаловался на ненормальную обстановку, которая создалась вокруг него, обвинял командира роты Федотова в необъективности, поэтому считал свою службу в батальоне неперспективной и просил о переводе.
У Громова уже был разговор с командиром батальона по этому поводу. Третьяченко считал, что Парфенова надо действительно перевести в другую часть, что с ним трудно и толку из него не будет. Может, в другом месте Сказано это было, по обыкновению, неторопливо, с сумрачным нахмуром бровей, и Громов как сейчас слышит тот разговор. Кажется, у Третьяченко сомнений нет, все для него вроде ясно. А вот Громов до сих пор раздумывал, решал, кое-кто даже поговаривал, будто командир полка хочет спустить дело на тормозах, не желает лишнего шума. Отчасти это было верно. Громов действительно не любил лишнего шума. А на разные слухи он приучил себя не обращать внимания. Ведь речь шла о человеке вот что было главным.
Поэтому он никогда не торопился принимать решения. Поглядеть на Громова со стороны: суровый, энергичный; и на учениях разного
рода его решительность не раз проверялась, даже в служебной характеристике об этом записано, но вот если коснется дело человека, его судьбы, тут он медлителен, и, пока не взвесит противоположные точки зрения, пока сам не поймет все до конца, не ждите от него ответа.
Занимайтесь своим делом, сказал Громов Третьяченко после небольшой паузы. Командуйте. Я пока тут побуду.
И, глядя вслед шагавшему по кочковатой болотине Третьяченко, снова подумал: «Неужели не успеем!»
Неудачный маршрут первой роты или хотя бы незначительное опоздание ее к пункту сосредоточения портили Громову всю обедню.
«Так хорошо начали, подумал он. Надо было ехать не в третью роту, не к Матвееву, а сюда, к Федотову».
Он скрестил на груди руки, прошел шаг вперед и шаг назад: тут не разгуляешься всюду сочится вода. И вдруг снова вспомнил лейтенанта Парфенова.
Ходатайствовать о его переводе слишком простое решение вопроса. Ведь все эти два с лишним года он, Громов, был тут. Он, а не кто-то другой командовал полком.
Еще неделю назад, когда он знакомился с рапортом Парфенова, ему вдруг стало ясно, что они что-то упускают в работе с молодыми офицерами, упускают очень важное и нужное. И вот теперь он постоянно думал об этом и о своей будущей встрече с Парфеновым.
Что же они упускают?
Над этим раздумывал Громов: с одной стороны, его не могли упрекнуть в том, что он не следит за ростом молодых офицеров, не выдвигает их он успевал всегда справиться, какие у кого перспективы, и на занятиях бывал, и лично людей изучал. Тут вроде упущений нет. Но этой работы явно недоставало, чтобы видеть картину в целом. Вникнуть дотошно в обстановку жизни всех своих подразделений кто и как там служит, какие между офицерами взаимоотношения он не мог и это была вторая сторона вопроса, которая теперь его беспокоила. Приходили молодые офицеры в полк, представлялись ему, он беседовал с ними, а потом на какое-то время они исчезали из его поля зрения и возникали порой лишь в связи с теми или иными обстоятельствами: кому-то задерживали квартиру, кому-то требовался внеочередной отпуск, на третьего жаловалась жена У лейтенанта Парфенова с квартирой и с отпусками трений не возникало. Училище он окончил с отличием. Громов понимал цену «красного диплома и считал ее высокой. Но высота, заработанная в училище, проходила проверку в полку. «Прошел ли Парфенов эту проверку вот в чем вопрос, думал Громов. Третьяченко считает, что не прошел, командир роты тоже такого мнения. А замполит у Третьяченко, соглашаясь с комбатом, однако, добавил: «Не прошел, и мы в этом виноваты». Вот какая получается путаница».
Мысли Громова были прерваны гудением моторов БМП машины медленной цепочкой выползали из леса.
Товарищ полковник! доложил внезапно появившийся Откуда-то сбоку квадратный Третьяченко; Первая машина прошла.