Значит, ваш отец на ткацкой фабрике служит? переспросила она.
Да, подтвердил он. А что?
Мне казалось, вскинула брови Пелагея Никифоровна, на таком деле больше женщины работают.
Он не за станком стоит, объяснил Лукоянов. Он за оборудованием участка следит. Под его наблюдением все механизмы.
Так, так, понятно, протянула Пелагея Никифоровна.
Она вдруг задумалась. Резкие складки пролегли от кончиков ее губ к подбородку.
А моего хозяина нет, сказала она после паузы и машинальным движением руки вытерла глаза. Тут же поднялась, прошла в соседнюю комнату.
Вскоре Она вернулась, неся в руках старую, обрамленную в рамочку фотографию.
Отдав ее Лукоянову снова села на прежнее место, предоставив ему возможность неторопливо рассматривать снимок. В четырехугольнике, обрамленном золотистой каймой, крупном планом были запечатлены два лица: Пелагеи Никифоровны, уже немолодой, но в нарядной, вышитой цветами кофте, с крупными бусами на шее, и рядом худощавое и чуть мрачноватое лицо мужчины в черном костюме с топорщившимся левым лацканом и в галстуке.
Муж работал в «Охотсоюзе», пояснила Пелагея Никифоровна. Двадцать два годочка на одном месте.
Что же с ним случилось?
Убили.
Как убили? Кто?
Браконьеры убили.
Лукоянов удивленно поднял брови.
Да, вздохнула она, пять годов уже будет. И протянула руку за фотографией.
Как же это произошло?
Он у них уже давно был на примете. Ждали только случая.
Но их поймали? Наказали? спросил Лукоянов.
А чего их ловить, они тут, рядом. Она повела рукой по стенам, давая этим понять, что браконьеры находились близко.
И, помолчав, добавила:
Судили. Наказали. Только вот человека не стало.
Отнеся карточку и вернувшись, она снова заговорила о муже, о том, что он всю свою жизнь, ловил браконьеров, штрафовал, требовал жесткого суда над ними.
Сколько раз предлагали хорошие должности, спокойные, тихие, а он был точно заведенный, никуда не хотел. И ни днем ни ночью не давал им покоя. Вот и добился, что убили, сказала она, морщась.
Лукоянов молча слушал.
«Вот, значит, какое горе у Нади, думал он. А ведь мне ничего не рассказала. Гордая, не хотела, чтобы ее жалели».
Вы человек образованный, военный, заговорила снова Пелагея Никифоровна, и больше меня знаете. Я и Надежду спрашивала. Вы мне скажите: почему их так распустили?
Вы о браконьерах?
Да, о них самых.
Почему распустили? повторил вопрос Лукоянов. Их ловят, наказывают. Законы у нас суровые.
Законы у нас есть, улыбнувшись, отозвалась Пелагея Никифоровна. А браконьеров мы распустили.
Людей убивают, это что же такое
Последние слова она произнесла шепотом. По ее щеке скатилась слеза. Она тут же вытерла ее концом косынки и снова продолжала сидеть сложив на коленях руки.
И на ее руки посмотрел Лукоянов: они были темные, в набухших венах корявые, натруженные руки рабочего человека. Ему захотелось сказать Пелагее Никифоровне что-то утешительное, как-то помочь ее горю, но слов не было, да и понимал он, что словами тут не поможешь, не оживишь человека.
Вы только Надежде ничего про это не говорите, попросила Пелагея Никифоровна. Она, не любит, когда я рассказываю.
Хорошо, ответил тихо Лукоянов.
Что-то она задерживается, говорила скоро, а уже четыре на часах.
Может, поехала в колхоз этот, куда книги собирали?
Уходила сказала, что не поедет. Но у них бывает по-всякому: дома скажет одно, а на работе получается другое.
А далеко до этого колхоза?
Километров пятнадцать будет.
Пелагея Никифоровна прислушалась. Показалось ей, будто на крыльце что-то ударило.
Лукоянов напряженно думал про себя, как ему быть. Если Надя уехала в колхоз, то вернется не скоро. Следует ли ему дожидаться ее здесь или пойти в поселок, побродить по улицам?
В эту минуту дверь в прихожей хлопнула одна, другая, и в комнату стремительно вошла Надя.
Здравствуй, Вася! Извини, пожалуйста, задержалась
Надя, раскрасневшаяся, веселая, в расстегнутом легком плаще, в серой юбке и черных сапожках, подошла к нему и протянула руку. Она была очень хороша сейчас, ее глаза блестели, и, хотя Лукоянов с самого утра ждал этой встречи, он почему-то растерялся и стоял ошеломленный, не зная, что сказать.
Давайте обедать, мама, попросила Надя.
Через десять минут все трое сидели за столом и обедали. Надя сидела рядом с Лукояновым, а Пелагея Никифоровна устроилась напротив, наверное, для того чтобы лучше видеть молодых людей.
Лукоянов сначала чувствовал себя неловко под ее внимательными взглядами он даже досадовал на себя за то, что согласился обедать. «Сижу как на смотринах», подумал он. И по-видимому, это почувствовала Надя и, стараясь разрядить создавшуюся обстановку, начала подробно рассказывать, какая хорошая получилась библиотека в колхозе «Восход», как удалось раздобыть из областного коллектора два полных собрания сочинений Тургенева и Толстого и много книг современных писателей; она перечисляла фамилии авторов и названия книг, среди которых для Лукоянова оказалось немало знакомых имен.
Тыщу книг отправили, с гордостью произнесла Пелагея Никифоровна, бывшая в курсе всех ее дел. Теперь только бы читали, интересовались. Чтобы в голову западало, а то ведь