Тем же воскресным утром в караульном помещении, в комнате, отведенной для начальника караула, сидел лейтенант Парфёнов и писал письмо домой. Лицо его, склонившееся
над столом, было задумчиво, он писал не торопясь, часто останавливался, держа на весу автоматическую ручку и подолгу глядя, куда-то поверх листа.
Дежурство у него проходило без происшествий. Он дважды за ночь проверял посты, полностью успел прочитать польский детектив, одолженный ему на сутки библиотекаршей, а утром, лишь только стало светать, вспомнил вдруг родной дом и решил написать письмо.
Парфенов вырос в семье ученого, его отец был доктором математических наук, преподавал в институте, в их квартире стоял рояль, часто приходили коллеги отца, студенты, играли и пели.
В семье было негласно определено, что Лева после десятилетки подаст на математический факультет университета (по математике у него были пятерки). Но когда подошло время экзаменов на аттестат зрелости, отец, выбрав свободный часок, отвел сына к себе в кабинет, усадил напротив и вдруг спросил: готов ли он быть всю жизнь школьным учителем?. Лева удивился: почему, собственно, школьным? Он поступит в университет, закончит аспирантуру, защитит диссертацию и будет преподавать в институте или заниматься какой-то другой научной работой. Отец на это заявление сына неопределенно улыбнулся и спокойным голосом попросил Леву все же серьезно подумать над своим будущим. Тогда Лева поставил вопрос напрямую: не считает ли отец, что у него мало данных для того, чтобы стать ученым? И отец не отвел взгляда, не обошелся разными общими словами насчет непомерных трудностей, не стал говорить о капризах творческого процесса он сказал честно: именно так он и считает, что у него мало данных, чтобы стать настоящим учёным. Сын был изумлен, подавлен. Но возражать не посмел, потому что действительно и сам был не уверен в себе, сам чувствовал, что делает что-то не то. В те месяцы в школу к ним был прислан офицер из горвоенкомата для беседы с выпускниками. У Парфенова тоже состоялась такая беседа. И тогда же возникла мысль Некоторое время он ходил, думал, залпом прочитал несколько книг об армии, о войне. Кончилось все тем, что он подал заявление в высшее командное училище.
Он довольно легко прошел ступени курсантской учебы. Все же школа снабдила его хорошими знаниями, особенно в точных науках. Закалка физическая тоже у него была с детства занимался лыжами, коньками, неплохо плавал, играл в волейбол. Все это сыграло не последнюю роль в том, что он окончил военное училище на «отлично» и ему вручили «красный» диплом.
Ему предстояло выбрать себе место будущей службы. Родители были уверены, что он устроится где-нибудь поблизости от родного города, если уж не удастся найти место в самом городе. Но он выбрал дальний гарнизон. Три с лишним дня ехать только на поезде, а дальше надо добираться на автобусе Районный поселок, где головными предприятиями считают лесопилку и спичечную фабрику. Родители ахнули of изумления для них был непонятен жест сына. Они пытались его образумить, но Лева только улыбался Они решили, что у него несчастная любовь Мать ходила с опухшими глазами, а отец ничего хитро посматривал на сына, будто приглядывался к новому, неожиданному Леве, хотя суждений своих прямо не высказывал, отмалчивался, все же взгляды эти были замечены Левой, и он остался очень доволен своим решением.
Вообще-то, если говорить честно, свое решение Лева Парфенов принял не внезапно. Про него нельзя было сказать, что он человек настроения. В дальнем гарнизоне продвинуться можно быстрее, говорили умные люди, побудет там годика три-четыре, глядишь, получит очередное звание и должность, а может, и следующее очередное звание удастся заработать и тогда уж вернется в родные места победителем: любуйтесь, родители, какой у вас талантливый сын!
Так лейтенант Парфенов оказался в Кристцах и был назначен в роту капитана Федотова.
Ему тогда исполнилось двадцать три года крепкий, пышущий здоровьем парень. С первых месяцев взялся за дело горячо. И дело у него пошло хорошо. Командир роты Федотов и взводный коллектив приняли радушно веселого, общительного лейтенанта, который сам выкладывался на полную катушку и других заставлял выкладываться полностью.
Черная кошка между ним и Федотовым, пробежала спустя год после того, как в штабе полка объявилась вакантная должность. Лева, как всякий энергичный человек, не ждущий милостей от природы, решил не упускать случая. И провел для этого соответствующую работу с кем надо. Дело оставалось за Федотовым, от которого ждали рекомендаций. И вот тут-то произошла осечка. Федотов произнес всего одно слово, но это слово решило судьбу Левы. Федотов сказал: рано.
Вот ведь как бывает в жизни.
Парфенов мог, конечно, поговорить с Федотовым, объясниться, выяснить, выслушать мнение старшего товарища. Ничего
этого не сделал Лева он посчитал себя жестоко и несправедливо обиженным. Он замкнулся и помрачнел.
К чести капитана Федотова, он сам решил изложить свою точку зрения молодому лейтенанту. И как человек, не терпящий никаких двусмысленностей, позвал Парфенова в канцелярию и выложил все начистоту.