Лиза!
Лиза стояла перед ним.
Наконец-то, произнесла она чуть капризно. Как же ты долго сегодня!
Он оставил ее упрек без ответа. Да, долго, он сам знает. Он снял шинель, сел на стул и стал стягивать сапоги. Лиза поспешила на кухню.
Соскучилась? крикнул он из умывальника. Дай, пожалуйста, чистую рубашку!
Он подставил голую спину под струю воды,
он хлопал себя по плечам и груди, а сердце его радовалось: Лиза Как хорошо, что у него есть Лиза!
Надев чистую рубашку, причесав волосы, свежий и улыбающийся, он направился в кухню. Лиза уже разливала борщ.
Ну, заждалась Меня сегодня?
Он обвел взглядом стены и белый потолок. Цветастую занавеску на окне, такую же цветастую клеенку на столе, белую посуду. Он с минуту смотрел в пространство перед собой. Интересно, когда же и как это произошло, что жизнь его стала другой?
Другой стала комната.
По-другому бьется сердце
Глава девятая
«Стали ли вы тем, кем хотели видеть вас родители? спрашивал корреспондент, ведущий беседу со знаменитой певицей.
Нет, не стала, отвечала она игриво. Родители хотели видеть меня радиотехником, а я вздумала петь»
Не желая дальше слушать излияния певицы, Лукоянов прикрыл дверь, вернулся в комнату, сел за стол. И почти тут же раздался стук, и, не ожидая, когда он скажет «войдите», перед ним появился лейтенант Парфенов.
Еще раз привет!
Привет! отозвался Лукоянов, менее всего ожидавший увидеть сейчас Парфенова.
Должок хочу отдать Как ты не против? спросил Парфенов и положил на стол складную шахматную доску.
Лукоянов досадливо поморщился. Несколько дней назад они играли в клубе в шахматы. Парфенов две партии проиграл Лукоянову, самолюбие его было чрезвычайно уязвлено, и теперь пришел отыгрываться.
Да брось ты, какой должок! улыбнулся Лукоянов. Я даже и думать об этом забыл.
А я не забыл, развел руками Парфенов.
Ну, может, как-нибудь потом?
Парфенов сел рядом и вздохнул.
Потом так потом, уныло протянул он и поглядел вокруг. Может, тогда в кино успеем?
В Кино тоже не хочется, Лева, честное слово.
Тебе, я вижу, сегодня ничего не хочется, усмехнувшись, сказал Парфенов, прищурил глаза, помолчал. А на воскресенье у тебя какие планы?
В Кристцы поеду, чуть замявшись, ответил Лукоянов.
К комсомолочке?
Офицеры между собой звали Надю комсомолочкой.
Да.
Парфенов встал, зашагал по комнате. Подошел к столу, перевернул несколько газет, взял карандаш и стал черкать что-то на полях. Вид у него был при этом такой, будто Лукоянов чем-то обидел его.
С папой, мамой познакомился?
Папы у нее нет, а с мамой, вероятно, в воскресенье познакомлюсь.
Парфенов опять усмехнулся.
Ты чего?
Да так.
Ну а все же?
Женят тебя скоро вот что.
Лукоянов пожал плечами.
Об этом еще рано говорить, сказал он и вдруг покраснел.
Женят, женят, я вижу, ухмыльнулся Парфенов.
Ну заладил, как сорока. Ты-то чего беспокоишься?
Нет, ничего. Абсолютно ничего, ответил Парфенов, несколько обескураженный словами товарища. Женят так женят. Одним холостяком будет меньше в статистических данных, только и всего.
Вот именно. Лукоянов вздохнул и, подцепив ногтем крючок, раскрыл шахматную доску: от Левы все равно не отделаешься, так лучше сидеть за шахматами, чем вести этот дурацкий разговор.
Ладно, давай Обыгрывай меня!
Тебя обыграешь, усмехнулся Парфенов, ловко и быстро заставляя фигуры на доске. Ты кругом счастливчик; тебе и в шахматы и в любви везет.
Ты так считаешь?
Парфенов вместо ответа выставил ему два кулака. Лукоянов стукнул по правому Лева разжал кулак: в нем лежала белая пешка.
Ну конечно везет. С первого хода везет, сказал Парфенов.
Это еще ничего не значит. Ровным счетом ничего не значит, буркнул Лукоянов и сделал первый ход.
Оба склонились над доской.
Сначала игра шла быстро: Лева на ход Лукоянова ответил черной пешкой, Лукоянов двинул на фланге коня, а черные ответили ему на это выпадом офицера. Казалось, эти ходы были давно заучены и повторялись машинально. Но вот Лукоянов тоже сыграл конем, и на этот ход Лева не скоро ответил. Он наморщил лоб, подпер щеку рукой и начал примерять варианты, тщательно прослеживая каждый из них в уме.
И пока он примерял, Лукоянов, склонившись над шахматной доской, тоже думал, однако не игра его сейчас занимала он думал о Наде.
После той встречи, когда он пришел к ней прямо
в райком комсомола, были другие. Как и в первый раз, они ходили в кино, гуляли по поселку, он провожал ее до дому. Несколько дней назад он стоял рядом с ней у калитки. Ее лицо, освещенное фонарем, было таким красивым! Он склонился и поцеловал ее в щеку. Она чуть отстранилась, посмотрела на него вопросительно и тут же заспешила домой. На прощание он все же притянул ее к себе и поцеловал еще раз. И снова она взглянула на него как-то странно, кажется, хотела что-то сказать, но не сказала.
Потом он снова приезжал в Кристцы, но у Нади было какое-то важное собрание в райкоме, и он целый вечер проходил по поселку, дожидаясь ее. Он дождался, но было очень поздно, уходил автобус. Надя теперь знала точное время, когда уходит последний автобус из Кристцов, и следила за тем, чтобы Лукоянов не опаздывал. Поэтому на сей раз она провожала его до автобусной остановки и, прощаясь, пригласила в воскресенье к себе домой. И вот это воскресенье наступало через три дня, и Лукоянов думал о предстоящей встрече с Надей и с ее матерью и почему-то волновался.