Очередность мы изменим, сказал он вслух. Начнем со второго взвода.
Тут же была дана команда: приготовиться второму взводу.
В лощине зашевелились.
Быстро разобраться, товарищи! крикнул сержант Москалюк. С нас начинают.
Почему с нас? Первый взвод должен.
Тут какая-то ошибка!
Прекратить разговоры! Москалюк провел руками по ремню от пряжки к бокам, как бы убирая несуществующие складки. Надел на голову каску. Снаряжение проверить!
Есть, проверить снаряжение!
Размашистым шагом прошел мимо лейтенант Зубков коренастый, в надвинутой на глаза каске.
Дистанцию! крикнул он. Не забывайте держать дистанцию!
Ефрейтор Шушук, будете замыкающим.
Быстрей, быстрей!
Пригнувшись, они пробежали в узкую траншею, заняли места.
Впереди, метрах в пятнадцати от них, вдруг гулко ухнуло. Полетели вверх черные комья земли, прошлогодняя трава.
Что-то новенькое в нашем распорядке, отметил Москалюк, поблескивая глазами. А ну еще раз!
И будто кто-то услышал сержанта: взрыв повторился чуть дальше.
Приготовиться! крикнул лейтенант Зубков протяжным срывающимся голосом. Внимание, приготовиться!..
Москалюк уперся руками в бруствер. Он знал все, что предстояло ему сделать сейчас, и не сомневался в своей силе и ловкости. Еще мгновение и он сделает прыжок. Еще мгновение. Но каким-то особым чувством он понимал: должен быть еще взрыв.
И взрыв грохнул.
В ту же секунду разнеслась команда лейтенанта Зубкова:
Вперед!
Автоматы в руках.
Первое препятствие железобетонная балка, дальше проём окна.
Солдаты один за другим бежали по балке, прыгали в окно. Рядом ухнул взрыв, было чадно, опять возникла балка, уже на высоте второго этажа Но, вот стена оборвалась пропасть внизу, движение застопорилось на секунду; тут же кто-то прыгнул, за ним следом второй, третий Штурмующая группа уже на противоположной стороне. Молодцы! Слышался дробный стук каблуков, автоматная пальба солдаты бежали с одного лестничного марша на другой, пламя лизало кирпич под ногами, было дымно
Старшина Хомин стоял на исходном рубеже он только что пришел сюда. «Бой в городских кварталах». Кто из преодолевавших сейчас препятствия на штурмовой полосе видел такой бой? Только в кино. Ну еще книги. Но книги и кино не способны представить картину до конца, а между тем бой в городских кварталах испытание тяжкое. Он, Хомин, знает, что это такое. У него до сих пор не выветрилась из памяти весна сорок пятого. Кенигсберг город-крепость Хомин погладил ладонью плечо: старая рана иногда давала о себе знать. И тут же непонятно по какой ассоциации он снова вспомнил сына. Никто в роте не знал о его мыслях. Солдаты считали старшину железным человеком, для которого не существует никаких колебаний или неясных проблем: все расписано и разложено по полочкам, как одежда и инструмент в каптерке. На самом деле это было далеко не так. Хомина беспокоил Павел, сын
Весной сорок пятого года на заваленных битым кирпичом и железом улицах Кенигсберга,
под уханье взрывов и свист осколков он с группой автоматчиков штурмовал, три больших дома. Он был ранен тогда, но остался жив. Три дома были окружены и взяты: много немцев сдалось в плен. Победа принесла ему радость вместе с печалью было жаль товарищей, оставшихся лежать на тех далеких улицах.
И сам он, раненный, лежал тогда на полу в полуразрушенном доме. Под голову ему кто-то подложил вещевой мешок, перевязка была сделана, но кровь все еще сочилась через бинты.
«Ничего, Хомин, ничего, успокаивал сидевший рядом боец, вытащивший его из-под огня. Подлечишься и вернешься к нам снова в полк».
Хомин действительно тогда вернулся из госпиталя в свой полк, но уже после Победы. А боец, который его, раненного, успокаивал, погиб в тот весенний день сорок пятого года, отбивая очередную атаку немцев.
Маленький Павел любил слушать рассказы отца о войне. Теперь он подрос, теперь редко слушает. Телевизор смотрит, но без интереса: говорит, надоело. Ему теперь многое надоело. И заботы матери он воспринимает как должное, как нечто самое обыкновенное.
Вырос, вымахал сын выше отца ростом. Прическа как у девчонки. И всегда чем-то недоволен. Чем понять невозможно. Матери стал грубить. А с каким вызовом смотрит, когда ему говорят про труд и про бережливость.
Что происходит с Павлом?
Вон бегут солдаты по штурмовой полосе Не за горами время, когда Павлу тоже придется испытать военную судьбу. Призовут в ряды, как и положено, состригут кудри, наденут шинель
Как он поведет себя? Каким будет солдатом?
Среди «разрушенного» остова здания то тут, то там разносились взрывы и выстрелы, солдаты бежали неровно: кто-то вырывался вперед, кто-то отставал.
Межуев, быстрей! кричал с лестничной площадки Москалюк. Автомат держите руками! Чего он у вас болтается?!
Перед узкой железобетонной балкой, протянувшейся от стены к стене, движение снова застопорилось. Рядовой Панков сделал шаг вперед и тут же отступил трехметровая высота испугала его. Сзади солдаты кричали, торопили, но Панков повернул назад, медленно спустился по лестнице на землю. Хомину было видно, как он вытирал рукавом лоб, долго смотрел зачем-то вверх и затем вяло пошагал по направлению к исходному рубежу.