Я пришел к мысли, что первым шагом к излечению болезни должно служить извещение родственников и друзей о самом ее факте. Если у кого-то заболит голова, ему должно быть позволено сообщить об этом (в разумных пределах, т. е. кому необходимо), а затем удалиться в спальню и принять таблетку и чтобы при этом никто не помрачнел, не спал с лица, не ударился в слезы и прочее. Здесь же, если в обществе даже шепотом скажут, что у кого-то из отсутствующих бывают головные боли, вся компания сделает вид, будто ни у кого из них в жизни не болела голова. Правда и то, что мигрени тут не так уж распространены, ибо люди отличаются отменным здоровьем и великолепно выглядят благодаря строгости, с которой преследуются болезни; и все же даже самые крепкие, бывает, маются иногда недомоганием, и лишь у очень немногих семей нет дома аптечки, спрятанной в глубине буфета.
XV. Музыкальные банки
Я уже пришел к выводу, что меркантильные дела у едгинцев ведутся по системе, полностью отличной от нашей; впрочем, до той поры я мало что толком уяснил, кроме того, что у них есть две коммерческих системы, из которых одна взывает к воображению клиента с куда большей энергией, чем всё, к чему мы привыкли в Европе, поскольку здания банков, следующих этой системе, декорированы с избыточной пышностью, а коммерческие операции сопровождаются музыкой, отчего и сами учреждения именуются Музыкальными банками, хотя для европейского уха музыка эта ужасна.
Что касается системы, я в ней и тогда не разобрался, и еще менее могу это сделать сейчас:
в ней используют особый язык (или шифровальный код), который едгинцам понятен, но иностранцу усвоить его нечего и надеяться. Правила этого языка то согласуются друг с другом, то друг другу противоречат, как в самой запутанной грамматике или как в китайском произношении, где, как мне говорили, малейшая перемена ударения или интонации полностью меняет смысл высказывания. Если описание мое кажется невнятным, прошу отнести это на счет того факта, что мне так и не удалось хоть сколько-нибудь постичь, что к чему.
Впрочем, по поводу кое-чего я все-таки сделал определенные выводы; я выяснил, что у них имеются две различные системы денежного обращения, каждой из которых управляют специальные банки, и для каждой существует собственный код. Одна из систем (к ней как раз относятся Музыкальные банки) считается наиболее четко выстроенной и обеспечивает выпуск валюты, в которой должны выполняться все денежные операции. Насколько я мог понять, все, кто претендует на респектабельность, держат большую или меньшую сумму на счетах в этих банках. С другой стороны, если я в чем-то действительно уверен, так это в том, что средства, там депонируемые, не имеют коммерческой ценности вне этой системы; управляющие и кассиры Музыкальных банков получают жалованье не в собственной валюте. Г-н Носнибор захаживал в эти банки, преимущественно в большой головной столичный банк но не очень часто. Сам он был столпом одного из банков другого рода, хотя, как оказалось, и держал в кое-каких «музыкальных» по маленькой конторе. Дамы, как правило, ездили туда без него; так же было принято и в других семействах, за исключением разве что особо торжественных случаев.
Мне давно уже хотелось побольше узнать об этой странной системе, и я с охотой поехал бы вместе с хозяйкой и ее дочерьми. С тех пор как у них поселился, я едва ли не каждое утро видел, как они выезжают из дома, и заметил, что всякий раз в руках у них кошельки, которые дамы держат не то чтобы напоказ, но всё же так, чтобы встречным сразу было понятно, куда они направляются. Мне, однако, еще ни разу не предлагали поехать с ними.
Не так просто передать все особенности человеческого поведения, и вряд ли я смогу описать специфические чувства, которые отразились на лицах дам, когда я застал их на пороге перед поездкой в банк. Тут было что-то от сожаления, а в то же время они как будто были не прочь взять меня с собой, но сами предлагать мне этого не хотели, и еще как будто они полагали, что мне вряд ли пристало просить, чтоб меня взяли. Тем не менее я был твердо настроен добиться от хозяйки определенности касательно поездки, и после коротких переговоров и многажды заданного вопроса, совершенно ли я уверен в том, что мне хочется поехать, было решено, что я могу к ним присоединиться.
Мы проехали по нескольким улицам, застроенным внушительными домами, и, свернув за угол, оказались на широкой пьяцце, в дальнем конце которой стояло великолепное здание, имевшее странный, но благородный облик, и весьма старинное. Фасад прямо на площадь не выходил, будучи отделен стеной-ширмой с арочным проемом, ведущим на огороженную территорию. Проехав под аркой, мы оказались на зеленом газоне, вокруг которого шла сводчатая галерея, перед нами возвышались величественные башни банка и освященный веками фасад, поделенный на три глубокие ниши и украшенный всеми сортами мрамора и множеством скульптур. По обе стороны стояли прекрасные старые деревья, в чьих кронах гомонили сотни птиц, а также причудливого вида, но основательные дома, несмотря на необычную наружность, похоже, весьма комфортабельные; дома эти располагались в садово-парковом окружении, от них так и веяло покоем и достатком.