ДРАНКА ДЛЯ ГОСПОДА
Лис травит, сказал он. Лис травит. На восьмом десятке, одной ногой в могиле по колено, другой по щиколотку, и всю ночь торчит на горе, говорит, что слушает гон, а сам его не услышит, покуда они не влезут к нему на
пень и не гавкнут прямо в слуховую трубку. Тащи завтрак, сказал маме. Уитфилд уже циркулем стоит над этим бревном, с часами в руке.
И он стоял. Когда мы проехали мимо церкви, там был не только школьный автобус Солона Куика , но и старая кобыла преподобного Уитфилда. Мы привязали мула к дереву, повесили котелок с обедом на сук, папа взял тесло и колотушку Килигрю и клинья, я топор, и пошли к бревну, где Солон и Гомер Букрайт со своими теслами, колотушками, топорами и клиньями сидели на двух чурбаках, поставленных на попа, а Уитфилд стоял в точности как говорил папа в крахмальной рубашке, в черных брюках, в шляпе и галстуке и держал в руке часы. Они были золотые и на утреннем солнце казались не меньше тыквы.
Опоздали, он сказал.
И папа снова стал объяснять, что старик Килигрю всю ночь травил лис, а в доме не у кого было попросить колотушку, кроме миссис Килигрю и кухарки. Кухарке, понятно, зачем раздавать хозяйский инструмент, а старуха Килигрю еще хуже оглохла, чем старик. Прибеги, скажи: «У вас дом горит», а она так и будет качаться в качалке и крикнет: «По-моему, да», если только не заорет кухарке, чтоб спустила собак, едва ты рот раскроешь.
Вчера могли сходить за колотушкой, сказал Уитфилд. Вы еще месяц назад обещали этот единственный день из целого лета на то, чтобы перекрыть храм Господен.
На два часа всего опоздали, сказал папа. Думаю, Господь нам простит. Он ведь временем не интересуется. Он спасением интересуется.
Уитфилд не дал ему договорить. Он будто вырос даже и как загрохочет ну прямо туча грозовая:
Он ни тем ни другим не интересуется! Зачем Ему интересоваться, когда и то и другое в Его руках? И зачем Ему беспокоиться о каких-то несчастных бестолковых душах, которые даже инструмент не могут вовремя одолжить, чтобы сменить дранку на Его храме, тоже не понимаю. Может быть потому, что Он их создал. Может, Он просто сказал себе: «Я создал их; сам не знаю зачем. Но коли создал засучу-ка, ей-богу, рукава и втащу их в рай, хотят они или нет!»
Но это уже получалось ни к селу ни к городу, думаю, он сам понял и еще понял, что, покуда он здесь, вообще ничего не будет. Поэтому он спрятал часы в карман, поманил Солона с Гомером, мы все сняли шляпы, кроме него, а он поднял лицо к солнцу, зажмурил глаза, и брови его стали похожи на большую серую гусеницу на краю скалы.
Господи, сказал он, сделай, чтоб дранка была прямой и хорошей и ложилась ровно, и пусть колется полегче, потому что она для Тебя. И, открыв глаза, опять посмотрел на нас, особенно на папу, а потом пошел, отвязал кобылу, влез на нее, медленно, тяжело, по-стариковски, и уехал.
Папа опустил на землю тесло с колотушкой, разложил на земле рядком три клина и взял топор.
Ну, друзья, сказал он, начнем. Мы и так опоздали.
Мы с Гомером нет, сказал Солон. Мы были здесь. На этот раз они с Гомером не сели на чурбаки. Они сели на корточки. Тут я заметил, что Гомер строгает палочку. Раньше не замечал. Считай, два часа с хвостиком, сказал Солон. Так примерно.
Папа еще стоял нагнувшись, с топором в руке.
Скорее все-таки час, поправил он. Но, скажем, два, чтоб не спорить. Дальше что?
О чем не спорить? сказал Гомер.
Ну ладно, сказал папа. Два часа. Дальше что?
Что составляет три человеко-часа в час, помножить на два часа, сказал Солон. Итого шесть человеко-часов.
Когда АОР появилась в округе Йокнапатофа и стала предлагать работу, харч и матрасы, Солон съездил в Джефферсон и нанялся. Каждое утро на своем школьном автобусе он ехал за двадцать две мили в город, а ночью возвращался обратно. Он занимался этим почти неделю, прежде чем выяснил, что не только ферму свою должен переписать на другое имя, но и этим школьным автобусом, который он сам сделал из грузовика, не может владеть и пользоваться. В ту ночь он вернулся и больше уже не ездил, и АОР при нем лучше было не вспоминать если, конечно, вы не любитель подраться; однако при случае он не прочь был взять и разложить что-нибудь на человеко-часы, как сейчас.
Недостача шесть человеко-часов.
Четыре из них вы с Гомером могли бы уже отработать, пока сидели, меня дожидаясь, сказал папа.
С какой стати? сказал Солон. Мы обещали Уитфилду два человеко-дня из трех, по двенадцать человеко-часов каждый, на заготовку дранки для церковной кровли. Мы тут с восхода дожидались третью рабочую единицу, чтобы начать. Ты, видать, отстал от современных взглядов на работу, которые в последние годы затопляют и оздоровляют страну.
Каких современных взглядов?