спросил папа. Я думал, бывает только один взгляд: пока работа не сделана, она не сделана, а когда она сделана она сделана.
Гомер снял с палочки длинную ровную стружку. Нож у него был, как бритва.
Солон вытащил табакерку, вытряхнул в крышку табаку, ссыпал с крышки на губу и протянул табакерку Гомеру; но Гомер помотал головой, и Солон, закрыв табакерку, положил ее в карман.
Так, сказал папа, значит, за то, что мне два часа пришлось ждать, пока вернется с охоты семидесятилетний старик, которому столько же делов в лесу, сколько в ночном ресторане с музыкой, мы втроем должны идти сюда завтра и отрабатывать эти лишние два часа, что вы с Гомером
Я не должен, перебил Солон. За Гомера не скажу. Я лично обещал Уитфилду один день. Я пришел к началу, когда солнце встало. Когда солнце сядет, я буду считать, что кончил.
Ясно, сказал папа. Ясно. Это я, значит, должен прийти. Один. Должен поломать себе утро, чтобы отработать те два часа, что вы с Гомером отдыхали. Два часа отработать завтра, за те два часа, которые вы не работали сегодня.
Утром тут не отделаешься, сказал Солон. Тут, считай, весь день насмарку. Недостача шесть человеко-часов. Положим, ты сможешь работать вдвое быстрее нас с Гомером, вместе взятых, и тогда уложишься в четыре часа; но чтобы ты работал втрое быстрее и уложился в два часа это я сомневаюсь.
Папа уже стоял прямо. И тяжело дышал. Нам всем было слышно.
Так, сказал он. Так. Он занес топор, вогнал его в чурбак, перевернул и снова замахнулся, чтобы ударить обухом. Так, значит, я оштрафован на пол рабочего дня я должен забросить все дела, которые накопились дома, и проработать тут втрое дольше, чем вы не работали, и все потому, что я простой работящий фермер, который бьется из последних сил, а не миллионер-колотушковладелец, шут бы их взял, по фамилии Куик или Букрайт.
И они принялись за работу колоть чурбаки и щепать из выколков дранку для Талла, Сноупса и других, которые обещали, что завтра снимут с церкви старую дранку и начнут набивать новую. Они сидели кружком на земле, поставив выколки между ног, и у Солона с Гомером работа шла ровно, легко, без натуги, как часы тикают, а папа садил так, словно каждым ударом убивал мокассиновую змею. Если бы быстроты в его ударах было хоть вполовину столько, сколько силы, он нащепал бы дранки не меньше Солона с Гомером, вместе взятых: он заносил колотушку над головой и, продержав там порой чуть ли не минуту, обрушивал на обух тесла так, что не только дранка улетала прочь, но и тесло втыкалось в землю по проух, а он сидел и выдергивал его, медленно, упрямо, с силой, словно только и дожидался, чтобы оно попробовало зацепиться за камень или корень.
Эй-эй, сказал Солон. Пожалей себя, а то эти лишние шесть человеко-часов у тебя завтра уйдут на отдых.
Папа даже головы не поднял.
Не лезь под руку, он сказал. И хорошо, что Солон послушался. Не убери он этого ведерка с водой, папа так бы и разнес его вместе с выколком, а дранка просвистела мимо ноги Солона, как коса.
Знаешь, что тебе нужно? сказал Солон. Нанять кого-нибудь вместо себя на эти шесть человеко-часов сверхурочных.
На какие шиши? сказал папа. Я ведь в АОРе не обучался отлынивать от работы. Не лезь под Руку.
Но на этот раз Солон отошел заранее. А то папе либо самому пришлось бы пересесть, либо заставить дранку лететь по кривой. Так что она пролетела все же мимо Солона, и папа принялся выдергивать тесло из земли медленно, упрямо, с силой.
А не обязательно за деньги нанимать, сказал Солон. Можешь в обмен на собаку.
Вот когда папа действительно остановился. Я сам это заметил не сразу, а Солон еще позже меня. Папа сидел, занеся колотушку над головой и наставив тесло на выколок, и глядел на Солона.
Собаку? переспросил он.
Это был пес смешанных кровей кое-что от шотландской овчарки, кое-что от легавой и понемногу, наверно, от всех остальных пород, но по лесу умел ходить тише тени и, напав на беличий след, гавкал раз если знал, что ты его не видишь, а иначе крался по следу, все равно как человек на цыпочках, и голос подавал только тогда, когда след поднимался на дерево, а ты отстал и потерял его из виду. Хозяевами пса были папа и Вернон Талл, на пару. Уил Варнер отдал его Таллу щенком, а папа его вырастил за половинную долю; мы с папой натаскивали его, спал он со мной в постели, пока не вырос такой, что мать выставила его на двор, и вот уже полгода Солон пытался его купить. У Талла он сторговал его половину за два доллара, а с папой, за нашу половину, они разошлись в цене на шесть: папа сказал, что пес стоит никак не меньше десяти, и если Талл не хочет выручить свою законную половину, то папа сам выручит
ее для него.
Вот оно что, сказал папа. Тут, значит, вовсе не человеко-часы. Тут собако-часы.
Это просто для примера, сказал Солон. Просто по-дружески хочу тебя выручить, чтоб завтра утром эта приблудная дранка не отвлекла тебя на шесть часов от личных дел. Ты мне продашь свою половину вашего уродистого блоходава, а я за тебя развяжусь с дранкой.
Включая, само собой, шесть известных тебе единиц под названием доллар.