Ну, меня-то им тоже не обдурить. Я потому что за этим дядькой весь день после обеда следил, я же джефферсонский, а не мотстаунский, вот я и не знал, кто он такой. А потом узнал, потому что он опять проходил мимо заднего забора, остановился и стал раскуривать сигару, зажег спичку, и я увидел, что у него под пальтом бляха, это он, значит, вроде как мистер Уотс в Джефферсоне, который негров ловит. Ну, я играл у забора, слышу он остановился и смотрит на меня, а я себе играю, и он сказал:
Здорово, сынок! Ну как, завтра Санта-Клауса ждешь?
Да, сэр, сказал я.
Твоя мама, наверно, мисс Сара, ты ведь из Джефферсона? спросил он.
Да, сэр, сказал я.
К дедушке на праздник приехал? сказал он. А что, кстати, дядя твой Родни нынче дома?
Нет, сэр, сказал я.
Так, так, это плоховато, сказал он. А мне бы его надо повидать. Он что, в город ушел?
Нет, сэр, сказал я.
Так, так, сказал он. Что же, он, может, уехал куда погостить?
Да, сэр, сказал я.
Так, так, сказал он. Это
плоховато. А у меня как раз к нему одно дельце. Ладно, пока отложим.
Потом он посмотрел-посмотрел на меня и спросил:
А ты точно знаешь, что его нет в городе?
Да, сэр, сказал я.
Так, мне только это и хотелось узнать, сказал он. Если случайно будешь про меня рассказывать своей тете Луизе или дяде Фреду, скажи им, пожалуй, что мне только это и хотелось узнать.
Да, сэр, сказал я. И он ушел. И больше мимо дома не ходил. Я еще поглядел, может, снова пройдет, но он совсем ушел. Так что и он меня тоже не обдурил.
IV
К ужину дедушка вышел вместе с дядей Фредом и папой, он посередке, они с боков, и дедушка говорит, что, слава богу, Рождество бывает раз в году, наше счастье, ура, а папа с дядей Фредом ему: ну, папа, ты у нас в порядке, ну, папа, пропустим; и дедушка пропускал, а после начинал кричать: где черти носят этого негодного мальчишку? дядю Родни то есть, и дедушка все время собирался пойти вытащить дядю Родни из чертова игорного дома, пусть посидит вечерок с родными. Ну, мы доужинали, и мама сказала, что проводит детей наверх спать, а тетя Луиза сказала: не надо, Эммелина сама справится; и мы пошли наверх по задней лестнице, а Эммелина сказала, что она и так нынче ни с того ни с сего завтрак готовила, может, конечно, некоторые думают, что она прямо все Рождество для них будет колесом вертеться, как бы не так, сообразили, вообще из такого дома надо бежать без оглядки, и мы пошли спать сами, а я немножко погодил и по задней лестнице вниз, по дороге вспомнил, где лежит отвертка. И слышно стало, как в городе пускают шутихи, хоть луна и ярко светила, а я все-таки видел, как римские свечи и ракеты выскочили на небо. Потом рука дяди Родни высунулась в щель между досок и схватила отвертку. Лица его теперь было не видно, он как будто не совсем смеялся, он даже и не смеялся как будто, а просто так дышал за ставнем. Потому что где же им его обдурить.
Ладно, сказал он. Десять четвертаков твои. Погоди-ка. А ты точно знаешь, что меня никто не выследил?
Еще чего, сэр, сказал я. Я нарочно ждал у забора, чтоб он подошел и спросил.
Кто подошел? спросил дядя Родни.
Ну, тот, с бляхой, сказал я.
И дядя Родни ругнулся. Но он не от злости ругнулся. Он вроде как засмеялся, такие смешочки делал без слов.
Он сказал, может, ты куда погостить поехал, а я ему, что да, сэр, сказал я.
Правильно, сказал дядя Родни. Ей-богу, вот подрастешь, будешь дела делать не хуже моего. Да и завраться не успеешь, недолго осталось. Ну, стало быть, десять четвертаков твои, верно?
Нет, сказал я. Пока не мои, у меня их нет.
Тут он снова ругнулся, а я сказал:
Я давай подставлю шапку, ты их кидай, они не упадут.
Он тогда совсем заругался, только тихонько.
Вот что, десять четвертаков я тебе не дам, сказал он, и я стал говорить: «А сам сказал», и дядя Родни сказал: А дам я тебе двадцать четвертаков.
И я сказал: «Так точно, сэр», а он мне объяснил, как найти нужный дом и чего делать, когда найду. Только бумажку в этот раз не надо было передавать, потому что дядя Родни сказал, что дело-то нешуточное, на двадцать
четвертаков, на бумаге такие важные дела не пишутся, опять же зачем мне бумажка, все равно я там никого не знаю; и голос выходил шепотом из-за ставни, самого-то его было не видать, и он шептал, как ругался, вроде как он ругался на папу с дядей Фредом, что они, молодцы, заколотили дверь и ставни, а не сообразили, что ему только того и надо.
Отсчитай от угла дома три окошка. Потом кинь песком в стекло. Потом окошко откроют неважно кто/ты все равно там никого не знаешь ты только скажи, кто ты есть, и потом скажи: «Он будет с пролеткой на углу через десять минут. Забирай драгоценности». Ну-ка, повтори, сказал дядя Родни.
Он будет с пролеткой на углу через десять минут. Забирай драгоценности, сказал я.
Скажи: «Забирай все драгоценности», сказал дядя Родни.
Забирай все драгоценности, сказал я.
Правильно, сказал дядя Родни.
Потом он сказал:
Ну? Чего дожидаешься?
Двадцати четвертаков, сказал я.
Дядя Родни опять ругнулся.
Ты что же, дела не сделавши, хочешь заработок получить? сказал он.