Вы уходите? с живостью спросил Прада, видя, что аббат раскланивается
с Лизбетой.
Нет-нет! Еще задержусь.
Отлично, не уходите без меня. Мне хочется пройтись пешком, я провожу вас до дому Зайдите за мной сюда, хорошо?
Миновав два салона, желтый и голубой, Пьер добрался наконец до зеркальной гостиной. Это действительно был чудесный уголок изящная ротонда с круглым куполом, в стиле рококо, с мерцающими зеркалами в великолепных золоченых рамах. Даже потолок был отделан наклонными гранями зеркал, так что отражения со всех сторон повторялись, преломлялись, множились до бесконечности. По счастью, электричество здесь не горело, и гостиную освещали лишь два канделябра с розовыми свечами. Простенки и мебель были обиты голубым шелком нежного оттенка. При входе вас охватывало чувство неизъяснимой отрады, словно во дворце подводного царства, на дне прозрачного озера, в котором до самой глубины отражаются бесчисленные созвездия.
Пьер сразу же заметил монсеньера Нани, мирно сидевшего на низеньком диване; как тот и предвидел, они оказались совершенно одни, ибо вся публика устремилась в галерею полюбоваться на котильон. Здесь царила тишина, лишь вдалеке замирали звуки флейт в оркестре.
Аббат извинился за опоздание.
Ничего, ничего, любезный сын мой, успокоил его монсеньер Нани со своей неизменной любезностью, я здесь прекрасно отдохнул Как только толпа угрожающе разрослась, я укрылся в этом убежище.
Не упоминая прямо о королевской чете, он дал понять, что постарался, не нарушая этикета, избежать встречи. Если он и явился на праздник, то лишь из отеческой привязанности к Челии, а также из тонкой дипломатии, желая показать, что Ватикан не порывает связей с древним родом Буонджованни, столь прославленным в летописях папства. Разумеется, Ватикан не мог всецело одобрить этот брак, своего рода союз между старым Римом и новым итальянским королевством, однако он не желал и отстраниться, выказать безразличие, оставить на произвол судьбы своих преданных слуг.
Итак, любезный сын мой, перейдем теперь к вашему делу, продолжал прелат. Как я уже сказал, конгрегация Индекса постановила осудить вашу книгу, но приговор будет представлен на подпись его святейшеству только послезавтра. У вас в запасе еще целый день.
Пьер не удержался от горестного восклицания:
Увы, монсеньер, что ж я могу сделать! Я уже думал об этом и не вижу никакого выхода, никакой возможности защищаться Разве мыслимо добиться приема, когда его святейшество хворает!
Ну, святой отец не так уж серьезно болен, возразил Нани с тонкой усмешкой. Ему гораздо лучше, и еще сегодня, как всегда по средам, он удостоил меня аудиенции. Когда его святейшество чувствует себя утомленным, он не опровергает слухов о своей болезни: это дает ему возможность отдохнуть и понаблюдать за окружающими, узнать, кто из них лелеет честолюбивые замыслы, кто проявляет особенное нетерпение.
Но Пьер, слишком расстроенный, чтобы слушать внимательно, продолжал говорить о своем:
Нет, теперь все кончено, я потерял всякую надежду. Вы говорили о чуде, но я не верю в чудеса. Раз я потерпел поражение в Риме, ну что ж, я уеду, вернусь в Париж и буду там продолжать борьбу!.. Моя душа не покорилась, надежда спасти мир любовью не умерла, я напишу новую книгу, я скажу, в какой новой стране должна родиться и расцвести новая религия!
Наступило молчание. Нани устремил на Пьера свой умный, ясный взгляд, острый и пронизывающий, как стальной клинок. В глубокую тишину, в жаркую духоту гостиной, в зеркалах которой отражались бесчисленные огни свечей, ворвались громкие звуки медленного вальса и вскоре замерли.
Сын мой, грешно предаваться гневу Помните, в день вашего приезда я обещал, что, если вам не удастся добиться приема у его святейшества, я сам постараюсь это устроить?
Видя, как разволновался молодой аббат, Нани продолжал:
Успокойтесь и выслушайте меня К несчастью, у его святейшества порою не хватает мудрых советчиков. Его окружают люди искренне преданные, но недостаточно рассудительные. Я уже предупреждал вас и предостерегал от необдуманных шагов Вот почему три недели назад я счел необходимым лично передать ваш труд его святейшеству, чтобы он соблаговолил просмотреть его. Я подозревал, что иначе книгу утаят от святого отца И вот что мне поручено вам передать: его святейшество соизволил прочесть вашу книгу и выразил желание вас видеть.
Громкий крик радости невольно вырвался из груди Пьера:
Ах, монсеньер, монсеньер!
Но прелат, с беспокойством оглянувшись вокруг, тут же велел ему замолчать, словно опасаясь, что их могут услышать.
Тсс тсс!.. Это секрет, его святейшество примет вас частным образом, никого
не ставя в известность Слушайте внимательно. Сейчас два часа ночи, не так ли? Завтра, ровно в девять вечера, вы придете в Ватикан и у каждой двери будете спрашивать синьора Скуадра. Вас всюду пропустят. Синьор Скуадра встретит вас наверху и проводит в покои его святейшества И никому ни слова, этого не должна знать ни одна живая душа!
Пьер не мог сдержать восторга. Он порывисто сжал пухлые, мягкие руки прелата.
Ах, монсеньер, какими словами выразить вам мою признательность? Если бы вы знали, какой мрак и отчаяние охватили мою душу, ведь я чувствовал себя игрушкой в руках могущественных кардиналов, все они только потешались надо мной!.. Но вы спасаете меня, возвращаете надежду! Я снова верю в победу, я брошусь к ногам его святейшества, светоча истины и высшей справедливости. Он, без сомнения, оправдает меня, ведь я же горячо его люблю, восхищаюсь им, я всегда боролся за его политику, за самые заветные его идеи Нет, нет, быть не может, он не подпишет приговора, он не осудит моей книги!