Я мысленно отметил дату. Надо будет обязательно послушать радио, почитать газеты, увидеть эту реакцию своими глазами. Увидеть историю в момент её свершения.
Эта мысль окрыляла, поэтому кросс по пересеченной местности за казармами я пробежал в числе первых,
ощущая прилив адреналина не только от физической нагрузки, но и от предвкушения грядущих событий.
В понедельник начнёте внедрять, Громов. Организуйте первую сходку кураторов. Молодец. Иди.
Есть организовать, товарищ подполковник! отчеканил я, чувствуя удовлетворение от выполненной задачи. Да и дело, как ни крути, полезное.
Теперь можно было переключиться с учебных дел и подумать о вечере с Катей.
Я тщательно подготовился к походу в театр: парадный китель и брюки были безупречно выглажены, ботинки начищены до зеркального блеска, фуражка сидела как влитая. В зеркале казармы отражался подтянутый, уверенный в себе курсант.
Проверив по списку, дежурный по роте отдал мне увольнительную записку пропуск в город. Я вышел за КПП, вдохнул вечерний воздух и быстрым, решительным шагом направился к остановке трамвая.
Трамвай, позвякивая, покатил по рельсам, унося меня в центр, навстречу вечеру, который обещал быть незабываемым. Я ловил себя на том, что снова улыбаюсь. Даже предстоящий поход в театр не нагонял сонливость, как это случалось в моей прошлой жизни.
Трамвайный звонок слился с гудком какого-то грузовика, когда я сошёл на остановке у гостиницы «Южная». Вечерний воздух был прохладен и свеж, пахнул асфальтом после недавнего дождя и едва уловимым запахом мокрой древесины. Я поправил фуражку, убедился, что купленный по дороге букет цветов не помят, и уверенным шагом направился к гостинице. Энергия после насыщенного дня и предвкушение вечера гнали вперёд.
Лифт плавно поднял меня на четвёртый этаж. У номера я был ровно в оговорённое вчера время. Я постучал в дверь и следом услышал приглушённое: «Входи».
Катя? Позвал я, входя в номер.
Она стояла у окна, повернувшись ко мне лицом. На мгновение я потерял дар речи. Девушка преобразилась. На ней было элегантное платье глубокого синего, почти чернильного, цвета. Покрой наряда был скромный, но тем не менее он выгодно подчёркивал все достоинства фигуры: рукав три четверти, аккуратный воротничок-стойка, белоснежные манжеты. Талию обвивал тонкий поясок в тон платью. Юбка, чуть расклёшенная книзу, доходила до середины икр. На ногах надеты туфли-лодочки на небольшом каблучке. Волосы Катя убрала в гладкую, невысокую причёску, открывающую шею с тонкой ниткой жемчуга, в ушах аккуратные серьги.
Катя волновалась. Это было видно по её сцепленным рукам, по тому, как она время ото времени переминалась с ноги на ногу.
Здравствуй, сказала она, и в её зелёных глазах заплясали искорки лёгкого смущения от моего оценивающего взгляда. Ты вовремя.
Прекрасно выглядишь, проговорил я, шагнув к ней и протягивая цветы. Здравствуй.
Катя взяла букет, наклонила голову, вдыхая аромат.
Спасибо, Серёжа. Очень красивые. Её улыбка стала хитрой, игривой. А у меня кое-что тоже есть для тебя. Подожди секунду.
Она отложила цветы на столик и подошла к своей дорожной сумке, стоявшей на стуле у окна. Порылась в ней и достала небольшую картонную коробочку, аккуратно перевязанную тонкой шелковой ленточкой. Вернулась ко мне, протягивая её.
С днём рождения тебя, Серёжа, сказала она тихо, но очень тепло. Встала на цыпочки и нежно поцеловала меня в губы.
Я стоял и смотрел то на коробочку в своей руке, то на её сияющее лицо. И растерялся. Совершенно искренне.
День рождения? переспросил я глупо.
В памяти всплыл бесконечно далёкий день, когда я впервые в новой жизни попал в свою квартиру в Москве и отыскал документы Сергея Громова. И да, он, то есть я, родился двенадцатого марта. А я за бесконечным ворохом дел и событий об этом совершенно забыл. О чём честно признался Кате:
Совсем забыл. Учёба, дела, подготовка Я развёл руки, изображая полную беспомощность перед потоком жизни. Вот так сюрприз.
Катя рассмеялась. Легко, будто серебристый колокольчик прозвенел.
Ну ты даёшь, она покачала головой и шутливо добавила: И что бы ты без меня делал? Так бы и ходил, не заметив, что стал на год старше и мудрее? поддразнила она.
И правда, проговорил я с улыбкой.
Чувство нежности, смешанное с благодарностью, нахлынуло волной. Я притянул её к себе, крепко обнял за талию. Наши губы встретились снова. Но на этот раз поцелуй был другим. Глубже, медленнее, откровеннее. Мы забыли о времени, о театре, обо всём на свете. Когда, наконец, оторвались друг от друга, оба дышали тяжело, часто. В глазах Кати горел огонь,
щёки пылали румянцем.
Я прочистил горло и спросил:
Идём? Голос мой прозвучал хрипло. А то ведь опоздаем. Или ну его? добавил я с нарочитой небрежностью, но в шутке сквозило искреннее желание остаться.
Катя энергично замотала головой, отстраняясь, но не отпуская моих рук.
Не-не-не, пойдём! Ты же билеты достал! Брехта! Она быстро сбегала в ванную, наполнила вазу водой и поставила в неё букет. После этого покрутилась у зеркала, поправила платье и, подхватив сумочку, выпалила: Я готова!