Потом начался подъём. Настоящий тест на прочность. Именно здесь многие фавориты спотыкались, их резерв силы иссякал. Видел, как спина впереди идущего курсанта вдруг напряглась, шаг стал короче и тяжелее. Кто-то рядом резко сбавил ход, переходя почти на шаг, хватая ртом воздух.
Здесь я снова применил ещё одно знание из прошлой жизни. Я не попытался рвануть в гору, изматывая и без того уставшие ноги. Вместо этого я ещё больше укоротил шаг, сделав его почти семенящим, но резко увеличил частоту. Корпус наклонил чуть сильнее вперёд, руки начали работать как метрономы, задавая бешеный темп маленьким шажкам.
Это выжимало последние силы из бёдер и пресса, зато позволяло не «закисляться», не сжигать драгоценный гликоген впустую. Я преодолевал подъём не резким рывком, а упорством, сохраняя скорость, близкую к той, что была на ровном участке.
Я продолжил обходить соперников одного за другим. Слышал их хрип, видел, как запрокидывают головы, борясь с кислородным долгом. Я же дышал ровно, глубоко, выжимая максимум из каждого вдоха. Выбранная мной техника приносила свои плоды.
Колено пылало адским огнём, но боль была теперь лишь частью общего напряжения. Фоном, который сейчас легко игнорировался. Адреналин и абсолютная концентрация заглушали все, кроме цели.
И наконец, вот он последний поворот. Впереди уже виднелась финишная прямая. Метров триста на вскидку. И только одна спина передо мной рослый, мощный курсант с четвёртого курса. Безусловный фаворит в нашем забеге.
Он тоже выложился на подъёме, это было видно по его движению. Завидев финиш, он попытался сделать то, что делают все рвануть. Его спина напряглась, шаг стал шире, размашистее, но тяжелее. Он пытался выжать из уставших мышц последнее, но его форма рывка была неидеальной, а резерв сил на исходе.
Настал мой момент. Вся энергия, сэкономленная за счёт техники и дисциплины на дистанции, весь холодный расчёт, вся ярость на боль и на Грачёва, пошли в топку для этого последнего рывка.
Я не стал резко удлинять шаг. Вместо этого я ещё больше увеличил частоту своих коротких, быстрых шагов. Руки задвигались с бешеной скоростью, буквально вытягивая тело вперёд. Это был не спринтерский взрыв, а финишное ускорение стайера за счёт каденса и выносливости, заложенной в мышцах кора и плечевого пояса.
Ноги налились свинцом, мышцы горели, но техника работала. Я начал неумолимо сокращать разрыв. Метр за метром. Четверокурсник, услышав приближающиеся шаги, бросил взгляд через плечо. В его глазах мелькнуло недоверие, почти шок. Он попытался ответить, но его широкий шаг уже не мог стать чаще. Его резерв скорости был исчерпан.
Я прошёл мимо него не «пролетая», а обходя: плавно, неотвратимо, сохраняя свою бешеную частоту шагов. Наверное, со стороны это
казалось даже издевательством, но Это соревнование. А победитель может быть только один. Ничего личного, как говорится.
Впереди маячила финишная ленточка. Вокруг слышался нарастающий гул толпы, сливающийся в единый рёв, но слов я не различал, сосредоточенный на прямой линии асфальта и яркой ленты впереди.
Последний шаг и я коснулся её грудью. Первым.
По инерции пробежал ещё метров десять, постепенно сбрасывая скорость. Потом остановился, упёршись руками в колени. Грудная клетка работала, как кузнечные меха. Воздух обжигал лёгкие. Пот струился по вискам. Боль напомнила о себе мгновенно, заглушив даже эйфорию от победы.
Но сквозь боль пробилось другое чувство. Не гордость, не бахвальство, а глубокое, жгучее удовлетворение. Я справился. Преодолел. Не сломался и выполнил задачу. Эта победа была нужна не толпе, не начальству. Она была нужна мне.
Я выпрямился, откинув голову назад, глотнул морозного воздуха. И широко, по-мальчишески улыбнулся самому себе. Просто потому, что смог.
Потом обернулся. Зрители взорвались аплодисментами. На лицах отобразилось море эмоций. Восторг у младшекурсников. Недоумение и уважение у тех, кто ещё минуту назад сомневался во мне. Радость на лицах преподавателей.
Генерал Новиков хлопал, стоя рядом с трибуной, его лицо светилось одобрением. А потом меня накрыла волна своих. Курсанты с моего курса, Зотов впереди всех, с криком «Серёга-а-а!», ворвались на дорожку. Хлопали по плечам, по спине, трясли руки. Кто-то пытался поднять на руки, но я резко одёрнул: «Колено, чёрт возьми!» Смеялись, кричали поздравления. Я улыбался, отмахивался, благодарил: «Да ладно, парни, повезло!» Чувствовал себя центром маленького, шумного, ликующего шторма.
Сквозь толпу парней протиснулась Катя с сияющими глазами и с горящими румянцем щеками.
Серёжа! выдохнула она и, не обращая внимания на окружающих, повисла у меня на шее, звонко чмокнув в щеку. Я обнял её, прижал к себе и зарылся носом в её волосы, вдыхая их аромат.
Продолжая обнимать Катю, я поднял голову и увидел Наташу. Она стояла в стороне от всеобщего ликования, у края дорожек, всё в том же белом халате. Не приближалась. Просто смотрела. На меня, на Катю, на ликующую толпу.
Её лицо было непроницаемым, но глаза Глаза странно блестели. Влажно. Во взгляде читалась целая буря эмоций. Восхищение. Да, оно было, искреннее и сильное. Досада. Глубокая, гнетущая. И горечь. Такая горечь, будто наступил последний день на Земле.