Такси подъехало довольно быстро. Зотов и Наташа сели на заднее сиденье, я помог устроиться там же и Кате, а сам сел на переднее сидение. Ехали молча. Город вальяжно проплывал за окном: тёмные улицы, редкие огни, силуэты сталинских домов. Говорить не хотелось никому из нас.
Машина остановилась у гостиницы. Я вышел вместе с Катей, попросив таксиста подождать немного.
Ты точно в порядке? ещё раз спросил я, уже на пороге её номера, держа её за руки. Ничего не болит? Как голова? Тошноты нет?
Серёжа, честно, всё в порядке, она попыталась улыбнуться, но получилось так себе. Только локоть царапнула. И испугалась. Очень. Она посмотрела мне в глаза, и в её взгляде я прочёл вопрос прежде, чем она задала его. Как думаешь с ним с лейтенантом
всё будет хорошо? Он же он же нас спас
Я обнял её крепче, стараясь вложить в голос всю возможную уверенность, которую сейчас сам не до конца ощущал, но виду не показал.
С ним всё будет хорошо, Катюш. Поверь. Пётр Игоревич боец. Настоящий офицер. Такие не сдаются. Он выкарабкается. Обязательно. Что бы там ни случилось.
Я предложил ей помочь обработать локоть, но Катя отказалась, ответив, что в детстве она коленки расшибала посильней.
Обняв её на прощание, я поцеловал в макушку, шепнув напоследок:
Не думай о плохом. Ложись спать. Завтра увидимся.
Хорошо, Катя кивнула и снова попыталась улыбнуться. Я так и сделаю. Спокойной ночи.
Она закрыла дверь. Я дождался щелчка замка и только после этого развернулся и зашагал к такси.
Вернувшись в машину, я устроился на переднем сиденье. Колено теперь ныло по-настоящему, особенно после ходьбы по лестнице. Мы тронулись. Зотов и Наташа молчали на заднем сиденье. Городские огни снова замелькали за окном.
Я смотрел в тёмное стекло, но видел не пробегающие улицы, а лицо Орлова в момент, когда он открывал рот, чтобы назвать имя. И мчащуюся «Победу». И неподвижное тело водителя за рулём. Сердечный приступ. Удобно. Слишком удобно.
«Совпадение? Подумал я, скептически хмыкнув про себя. Не верю ни на грош».
Такси продолжало неспешно катить по ночному Волгограду. Ритмичный шум двигателя и покачивание убаюкивали, но внутри меня всё кипело от холодной ярости. Я посмотрел в прямоугольное зеркальце заднего вида. Наташа сидела, сцепив руки на коленях так крепко, что костяшки побелели. Она смотрела в чёрное заоконное пространство, но взгляд её был пустым, устремлённым куда-то внутрь себя. Между её аккуратно выщипанными бровями залегла глубокая хмурая складка. Что крутилось у неё в голове? Вина? Шок? Или что-то ещё?
Я отвернулся к своему окну. Мысли мои метались, как пойманные в клетку звери. Если моя догадка верна а я всё больше склонялся к тому, что это не просто догадка, то сидеть сложа руки больше нельзя. Чёрта пройдена. Сегодня была попытка убийства. Замаскированная под несчастный случай, но попытка. И целью был я. А Орлов он просто оказался на пути. Жертва обстоятельств и собственной порядочности. Просто отмахнуться, отшутиться, как я иногда делал раньше, теперь не выйдет. Это уже не игра в кошки-мышки. Это война.
Раньше я грешил на Наташу. Думал, это она, из ревности или амбиций, подбила Орлова тогда на аэродроме, на ту дурацкую провокацию с посадкой «на блин». Но сегодня Сегодня я видел их вместе. Видел, как лейтенант смотрел на свою Ольгу с такой нежностью и обожанием, что сомневаться в его чувствах было глупо.
А на Наташу? Взгляды их пересекались, да. Быстро, украдкой. Но в этих взглядах не было и тени вожделения или романтического интереса. Это было что-то другое. Настороженность? Уважение? Словно между ними существовала какая-то негласная договорённость, общее знание, недоступное другим. Но не любовная связь. Однозначно. Так не смотрят на женщину, ради которой готовы на безумства.
Тогда что? О каком «влиятельном враге» говорил Орлов? Кому я мог перейти дорогу ещё до училища?
Мысль вспыхнула ярко и неожиданно, как сигнальная ракета: Седьмое ноября. Попытка ограбления. События в Москве, в которых мелькали тени людей, о которых позже мне рассказал Ершов. Если верить ему, то и там, и там торчали уши одних и тех же влиятельных людей. Их прошлые действия вполне наглядно демонстрируют, что они не гнушаются грязных методов. Неужели их щупальца дотянулись и сюда?
Больше вариантов у меня не было. Казалось, пазл складывался. Но тут же в голове зазвучал холодный, скептический голос:
«А Ершов? С чего ты взял, что ему можно доверять?»
Да, сейчас Советский Союз, времена расцвета науки и культуры. Но гниль была всегда и везде. Она просто глубже зарылась. Где гарантии, что Ершов не ведёт свою игру? Что он не просто пешка в руках своего начальства? Или, что ещё страшнее, он может искренне верить, что служит делу, выполняя приказы, которые на самом деле кому-то очень выгодны. Он может и не знать всей подоплёки. Слепое орудие в чужих руках.
Я раздражённо потёр переносицу, чувствуя, как накатывает волна усталости. Голова гудела от пережитого, колено ныло тупой болью.
«Так, Громов, завязывай, строго приказал я себе мысленно. Ты сейчас дойдёшь до клинической паранойи. Санчасть. Осмотр колена. Сон. А завтра, на свежую голову, будешь думать снова.»