У М. ЭПШТЕЙНА это звучит так:«Россия самая большая страна не только по территории, но и по исторической вместимости. Она не столько двигалась вперед во времени, сколько испытывала все новые и новые варианты своей исторической участи.
Эту способность цивилизации сохранять свои основные свойства, проходя через многочисленные, диаметрально направленные формации и деформации, можно назвать историопластикой. Прогрессивность и пластичность разные характеристики исторического движения: первое определяет меру развития, второе размах колебаний» .
его же «Экзистенации»:
«Ни православие, ни соборность, ни коммунизм, ни космизм, ни евразийство не способны исчерпать, выразить и оформить сущность России, потому что эта сущность ставится как задача и в такой постановке всегда удаляется от ищущего» .
«Здесь нет постепенного прогресса от успеха к успеху, который должен в конце концов осчастливить мир, а есть лишь внезапное преображение мира» .
2.2. Но что означает столь резкая и регулярная смена проектов? Именно та историческая линия, которую выделил Эпштейн как враждебную и бессмысленную по отношению к «нормальной истории», и представляется наиболее перспективной и проясняющей возможную вариативность дальнейшего развития. Не он один останавливается на этой теме. От «пяти Россий» Бердяева до А. Проханова («мы развиваемся, достигаем вершины, а потом падаем вниз и исчезаем, как будто навсегда») русские мыслители отмечают особенность России: казалось бы, несоединимые куски истории образуют тем не менее некоторое сверхрациональное единство. Обычные исторические организмы развиваются последовательно: зародыш младенец подросток юноша зрелый мужчина старик труп.
При всем отличии старика от зародыша есть последовательность стадиальных преобразований, в основе которой и лежит «культурная ДНК». Если в истории российской цивилизации последовательно реализуются разные и несовместимые друг с другом «культурные ДНК», не означает ли это, что ее существование и вариативность определяются некоей «супер-ДНК»?
При этом речь идет не о вариативности одного культурного организма, а вариативности, порождающей разные организмы разные типы культур. Можно, конечно, вычленить передающиеся культурные стереотипы, они есть и легко выявляются (см. трехтомник Б. Миронова «Российская империя: от традиции к модерну» ), но среди них всё равно будет присутствовать способность начинать свое существование заново, пройдя сквозь историческую катастрофу.
Единство истории при этом обеспечивается позицией, находящейся Над текущими событиями, позицией, позволяющей «смотреть на» разворачивающиеся линии развития и катастрофы. Россия в своей истории время от времени достаточно резко переходит от одной формы к другой, изменяя свою «культурную ДНК», но сохраняя при этом себя как Россию. Это свидетельствует о наличии более высокой управляющей инстанции, стоящей над организмической автоматикой. «Всемирная отзывчивость», о которой часто пишут, коренится в этой особой позиции-Над
если внятны собственные радикальные преобразования, порождающие столь различающиеся культурные проекты, то столь же внятными становятся и чужие. Другие цивилизации реализуют свой единственный проект, порождая предзаданность собственной исторической траектории. То, что называется прогрессивным развитием, представляет собой последовательное развертывание вполне определенных потенций. Собственно, к цивилизациям такого типа и применимы шпенглеровские модели, но не к России с ее резкими переходами. Позиция-Над обеспечивает потенциальное разнообразие различных исторических решений и, более того, их сочетание, иногда даже сочетание несочетаемого.
2.3. Воля и Хаос. Цивилизация есть заклятие Хаоса, превращение его в организованные и управляемые формы. Хаос непереносим для Сознания в той мере, в которой он обусловливает Сознание и управляет им. Социокультурную же форму удерживает внутренняя идея: