Ты всегда прав. Даже когда не прав, И простонала: Иди медленней.
Видно, понял нескладно получилось. У подъезда она запрокинула голову, вглядываясь в темные окна.
Девчат нет. Странно, в кино, что ли Можно кофе заварить.
И у нас темно. Семен, наверно, не придет
Он не знал, о чем с ней говорить. Она все еще держалась за него, плотная, теплая даже сквозь жесткий плащ. Черт их разберет, этих девчонок Зайти? Зачем? Сбоку блеснули ее глаза, два серых крыжовника, и в них то ли растерянность, то ли укор. Почувствовал на миг жаркую трепетную грань чужой души, как тогда, с Шурочкой Но тогда было совсем другое. Значит, прав Семен со своей котячьей философией. Так вот и бывает, легко и просто. Что для тебя мечта, для других пустяк. Так ли? Зайти, чтобы понять это, убедиться, как прыгнуть в пропасть! А как же Петр? Мысль, устыжающе-дерзкая, злая, внезапно вылилась в тупую обиду, толкнула назад.
Ну, ты что? пробормотал он. Не дури, так же нельзя, надо вам помириться.
Отпрянув, она встала на обе ноги как ни в чем не бывало.
Фокусница, сказал он хрипло.
Дурак.
Ну зачем же ругаться?
Что?.. Плечи у нее опали, Вилька покачала головой. Когда я ругалась? Что ты
Ну, мне показалось.
Ты ты что обо мне подумал? Вот дурень. Глаза все еще обшаривали его, пугливо, мучительно.
Ничего я не подумал. С чего ты взяла! Он готов был тут же провалиться сквозь землю и вдруг увидел вдали сутуловатую фигуру, закричал с облегчением: Петька! Чего ты в жмурки играешь, валяй сюда!
Нужно сами валяйте. Я шоколад купил.
Пойдем, сказал Юрий, видишь, шоколад.
Нет, нет!
Пойдем.
Нет, у меня еще сопромат, я же говорила. И, подумав, снова качнула головой: Нет-нет, не могу, до свидания.
Они проводили Вильку наверх, до самых дверей, не проронив ни слова, и снова вернулись. Поднимаясь с Петром по лестнице, Юрий, все еще думая о своем, машинально произнес:
Это ужасно, когда обретаешь гуманность, лишь поставив себя на место другого.
А ты самоуверен.
Тут только он понял свою бестактность, щеки привычно вспыхнули.
Совсем не уверен! И это не относится к Вильке, а вообще.
Философствуешь Ладно, я не обидчив. Мы же люди не ангелы, хорошо хоть, что казнишься. А то ведь живем спешим, иной раз и заглянуть в себя некогда.
Разбудили его шаги, легкий шорох. Кто-то
шарил на столе. Юрий шевельнулся, открыл глаза.
Так и есть, повезло, сказал Семен, курить нечего, с ума сойти, а я тут у тебя как-то оставлял
Под ним скрипнуло кресло. В лунной полутьме, разбавленной табачным дымом, лицо Семена выглядело резким, осунувшимся. Прямо Мефистофель. И что его принесло? Светящиеся стрелки будильника показывали два.
Не спится?
Семен ответил не сразу:
Лежал, смотрел на звезды. Он хмыкнул, выдохнув облако дыма. Прекрасный способ ощутить собственную ничтожность. Не пробовал?
Ужасно ново.
В том-то и дело.
«Где это он так нализался? подумал Юрий. Наверное, у зазнобы своей. Может быть, вместе с ученым гостем Интересно, до чего они там договорились относительно «незаконных» опытов, в курсе ли директор или решили прихлопнуть «самодеятельность», не подымая шума? Что-то должен сказать Семен, проговориться».
И ничего нет. В один прекрасный день превратимся в космическую пыль. Все исчезнет
Это было уже интересно представить Сему и себя в виде враждующих пылинок и немного смешно.
и наша технология, и наши размолвки. Ты идеалист, Юрок, тебе легче.
Зато ты земной.
Я-то? Земляной. Семен осклабился, обнажив замерцавшую коронку. Мужик! Что ни на есть посконный. Дед наш долго за свой клочок держался до самой войны и меня, безотцовщину, с мамкой не отпускал Она до сих пор не верит, что ее чадо в люди вышло. Приеду, глядит как на икону Реактивно трансформировавшийся интеллигент. Атомный век.
Вот и радуйся.
И все-таки земной мечтательно тянул Семен. Я в детстве голодал, макуху ел, да и то не всегда, а сосед наш, сельсоветчик Митяй, таскал пайки. В закрытом портфеле совестливый был. И когда, бывало, прижмут дедулю, понадобится ему какая-нибудь охранительная справка, завялит окуньков, потрет конопляным маслом для жирности и с подношением шлет меня, пацана, к Митяю. Да при этом сказывал со вздохом: «Эх, Сема, жисть только жмись, за сильного держись и сам не падай. Одним словом, борьба». Митяя, правда, потом погнали.
Юрий старался уловить связь во всей этой путанице космоса с Митяем. Сон и прошел.
Мордой он ужасно походил на Викентьича, я даже вздрогнул, увидев его в первый раз.
Юрий поморщился:
Ну, это уже невкусно оговаривать благодетеля. Он бессознательно хитрил, вызывая Семена на откровенность. Хотя старик крепкий и, видимо, тоже далек от «идеализма».
Что ты! Во потолочек. Но это между нами.
Семен словно бы чему-то обрадовался, а Юрию стало не по себе от его доверительной скороговорки, как бы рассчитанной на дружескую солидарность против чужого, малознакомого ему человека, кто бы он ни был.
Нет, частил Семен, он неглуп, с опытом, но не фонтан, нет. А вот дай ему место академика сядет и глазом не моргнет, трогательная самоуверенность! Как в старой аглицкой пословице: о человеке думают так, как он думает сам о себе.