Из леса к оврагу уже подходили сержант и Бабенко. Юра, помахав рукой, крикнул:
Есть. Давай сюда!
Оба враз бросились по склону, скатившись в самый лог.
Его! сказал Бабенко, осторожно плутавший возле следов на пятачке. Его эта подковка на левом сапоге.
На солнечном, к вечеру подмерзшем склоне чуть оттаявший снег хранил четкий отпечаток.
Уверен?
Сдохнуть мне. Стеклодува подковки. Он всем ставит.
Вот именно. У кого их нет?
На одном же сапоге! Степан как-то говорил Ляшко, что одна оторвалась, надо бы подбить, да, видно, не собрался.
Пошли.
Впереди, на пригорке, в густеющей синеве, четко рисовался дом председателя. Закатно отсвечивала жестяная крыша. Что-то тут не так, трудно было поверить в причастность Митрича к случившемуся, но ворваться в дом к нему значит поставить последнюю точку.
По истоптанному снегу они снова вышли к дороге, и Андрей, мысленно продолжив ее, представил, как она идет, огибая заросший кустарником овраг, прямо к околице, мимо дома председателя. Он еще колебался, но не сбавлял шага, хотя на разъезженной дороге уже никаких следов отыскать было невозможно. Шел, будто гончая, принюхиваясь к воздуху, к неслышному, тревожащему запаху хуторка, откуда началась его беда.
Над сугробами на крутояре снова открылась алая председательская крыша, над ней в ранних сизых сумерках мирно курился дымок, уплывая по ветру. На этот раз Николай, первым подымавшийся по тропке с фонариком в руках, застыл, легонько свистнув. Тонкий лучик высветил смазанный след на обочине.
Полундра, сказал Николай, знакомая лапа.
Он тут мог и раньше ходить.
Мог, конечно. А почему одна с разворотом? Оглянулся, видно, на бегу и ступил в сторону.
Может быть.
С пригорка вдруг скатился запыхавшийся Политкин, оставленный дома за повара.
Еле нашел вас Ляшко надоумил.
Присоединяйся. Как там Стефа, не слышал?
В больнице вроде. Не знаю.
Мороз брал круто, только сейчас Андрей почувствовал, как прихватило остывающие после ходьбы щеки.
В крайнем окошке хаты горел свет, косая сгорбленная тень недвижно ломалась у притолоки.
Обходить тихо. Николай, останься снаружи, остальные со мной. И расстегнул кобуру, нащупав липучую от мороза рукоять пистолета.
Рывком распахнув
дверь, заметил, как вскинулась сидевшая в углу хозяйка. Что-то необычное было в ее позе, будто на плечи давила страшная тяжесть. Тонкие, красивые руки ее дрожали, сжимая моток ниток, лоскут вязанья лежал отдельно на табуретке.
Ох, совсим залякали меня. Заходьте, заходьте, словно заведенная, произнесла она, не пошевельнулась, лишь крепче сжала моток. На полу у порога таял ошметочек снега, и Андрею словно шепнули на ухо здесь Степка, недалеко.
Где сын? Говори! резко бросил Бабенко. Быстро подошел к хозяйке, встряхнув за плечо. Отвечай, а то на хрен все гнездо ваше спалим, вражина!
А бо ж я
Говори, быстро!
Так он, бывало, брал нахрапом пленных немцев, пытавшихся что-то утаить на предварительном «солдатском допросе», не давая им опомниться, перед отправкой в штаб. И то, что женщина не кинулась на обидчика с ухватом, даже не вспылила, а лишь уронила, дрогнув, красивую свою, с ровным пробором голову, подтвердило догадку тут звереныш.
При свете керосиновой лампы лицо хозяйки казалось блестящей маской, потом Андрей понял, что она беззвучно плачет. Он тронул ее за рукав, сказав тихо:
Скажи, мать, все равно ведь отвечать ему придется. Лучше без лишней драки, без смертей, будь разумной
Не знаю, бог бачить, не знаю! Оставьте вы меня, оставьте! Вин бросил, и вы бросьте. Я ж казала: на що тебе Польша, тут твоя колыска, хата твоя.
Она вдруг всхлипнула, привалясь к Андрею, и он невольно погладил ее плечи, ощутив давно дремавшую в душе сыновью ласку.
Бабенко растерялся. Андрей, уже ничему не веря, жестко спросил:
Давно ушел?!
Не на поезд же, может, час Уместях со всеми.
Готовность, с какой она отозвалась, и легкая, едва уловимая заминка лишь подхлестнули его. Он прощал ей ложь. Все было ясно
Советую в последний раз: скажи правду. Обшарим все вокруг, на земле и под землей Ему же хуже будет.
От него не укрылось, как она вздрогнула и залилась пуще прежнего, беззвучно, с пробившимся стоном.
Где муж?
В сельсовете ж.
Бабенко, быстро за хозяином И не докончил фразы за окнами глухо треснули выстрелы. И тут же сорвалась автоматная очередь.
Николай лежал, уткнувшись головой в угол хаты, сжимая автомат. Казалось, он споткнулся, нажав на гашетку, чуть поодаль темнела соломенная копна, открывавшая дыру погреба, обычный схорон для картофеля, по-здешнему бурт. С той стороны хаты с автоматами наготове уже стояли Юра и Бабенко.
В чем дело, Николай? Коля!
Андрей затряс отяжелевшее тело Николая, запрокинув ему голову, и почувствовал, как взмокли ладони: из-под шапки липкой гущиной сплывала кровь.
Николай, тихо, на выдохе, повторил Юра. Подбежавший Бабенко поддержал дружка. Тот на миг словно бы очнулся, дернул рукой в сторону бурта.
Там они, вырвалось у него с хрипящим клекотом. Нос папахе
Не Степка?
Не ох, произнес он совсем внятно, с коротким всхлипом, не повезло
Юрка вдруг, отчаянно взвизгнув, точно ему наступили на ногу, рванулся к бурту, замахнувшись