Так я пойду, словно издалека донесся робкий голос Степана, мне еще клуб закрывать.
Да.
Андрей шевельнул рукой ему вслед, как будто Степан мог разглядеть этот прощальный жест, и ощутил в ладони теплую рукоять пистолета.
Теперь они все шли, понурясь, хлюпая носами в шерстяные платки, а позади вышагивали их мужья, окутанные облачками табачного дыма пополам с самогонным парком.
Фурманиха лежала в бумажных цветах, маленькая, строгая, точно уснувшая птичка, и над ней, сгорбись, с растерзанным хмельным лицом, недвижно склонился Владек простоволосый, с красной от холода лысиной. Кто-то из шагавших вслед за санями заводских дружков-стариков пытался напялить на него шапку, он всякий раз деревянным движением поднимал руку и сбрасывал шапку на снег.
Грянул жиденький, но дружный оркестр, и Андрей, невольно вздрогнув, увидел знакомую баранью папаху Степана над медным раструбом.
Откуда оркестр? спросил он Юру, стоявшего за его спиной у окна.
Клубный. Степка бесплатно выделил.
Весь день, прошедшие сутки, он ломал голову над историей с убийством. Хотя, по правде говоря, не до того ему было старался отвлечься от тягостных
мыслей. И все-таки дикий этот случай не шел из головы. Придумывал и отвергал десятки вариантов. «Убийца за гробом старухи!» мелькнула вдруг досужая мысль. Он брезгливо отмахнулся от нее, припомнив вчерашнюю встречу. Степка говорун, излишне эмоционален, вспыльчив. Но чтобы спокойно, профессионально удушить старуху, а потом скорбно дуть в трубу на ее похоронах!.. Фурманиха Что-то мучило, не давало покоя в ее рассказе, чего он не мог уловить, упустил и теперь не мог вспомнить, что именно.
Перебирая в памяти все, случившееся за последние дни, он старался добраться до сути, заходил так и этак, словно пытался поднять непосильную тяжесть.
«Итак, «партизан» приходил к ней за деньгами. И убил. Не из-за денег. Было нечто более серьезное, нежели нужда в деньгах, страх разоблачения. И это связано с землянкой, с той кладью Сказала ли ему старуха о том, что я заинтересовался золотом или нет? Если да, то он уже шел с определенным намерением Кажется, да Да, я у нее спрашивал, и она отвела глаза. Значит, это он? Но кто же он? Степан единственный человек, которому не нужны были советские деньги, если он действительно собирался ехать».
Было такое ощущение, словно разгадка где-то рядом, ясная как день. Но мысль ускользала, и он тщетно старался сосредоточиться, уловить
«Но какого черта я думаю обо всем этом Теперь уж думай не думай».
А что, если старуха соврала? Недосказала? Может быть, все-таки не утаила от мужа? Но тогда Владек мог знать о нем, об этом «партизане». Муж и жена Неужто не поделилась? Вполне Значит, надо расспросить старика! А вдруг?..
Он поднял глаза, вымученно улыбнулся. Эта улыбка, точно лучик света, проникла в сумерки души, и Андрей подумал, что вот Юра живет уже будущим И он бы тоже хотел вот так жить будущим и почитывать литературу. И снова с болью подумал, что для него все кончено. Еще день-два приедет следователь.
Где Владек?
Неживой, сказал Юра участливо, после поминок завесили ему окно, сам уже не мог.
Зачем?
Не знаю. Довбня заходил приказал
«Вот оно что, значит, я был прав. Владек единственная ниточка. Сумел ли милиционер чего-нибудь добиться от хмельного старика?»
Он не стал будить Владека.
Постоял. Закурил, протянул Юре пачку
Да, ты ведь не куришь
Вернулся к себе, в охолодавшую комнату барака, бросил в печь пару поленьев и долго сидел, отрешенно глядя на потрескивающий огонь, борясь с дремотой, потом, растормошив уголья, закрыл заслонку, прилег не раздеваясь и сразу как бы провалился в душную яму.
Он вошел почти неслышно, хотя Андрей хорошо помнил, что запер дверь. Лица его различить не мог, но чувствовал, что нет в незваном госте ни страха, ни волнения, даже привычно затаенной насмешки, присел рядом на стул, точно доктор у постели больного. «Наверное, несмотря на вину, он чувствует свой верх и полную безопасность», подумал Андрей не без дрожи, но вместе с тем на диво спокойно нащупав под подушкой кинжал. Кинжал, трофейный, он давно подарил Сердечкину как самую дорогую память о разведке, но почему-то не удивился тому, что он под рукой, лишь позлорадствовал мысленно.
«Сейчас, гад, ты мне все расскажешь: и как старуху придушил, и как ребят спровоцировал. И не вздумай бежать худо будет».
А гость все улыбался, слушая его, не страшась опасности кинжала, зажатого в ладони Андрея под подушкой. «Но может быть, это не он, вовсе не он, не Степан. Отчего я вбил себе в голову?» с какой-то мгновенной слабостью подумал Андрей, не в силах шевельнуть онемевшей рукой, вдруг поняв, что связан, скован, повержен.
«Господи боже мой, сказал гость, не раскрывая рта, а словно обмениваясь мыслями с Андреем. Миллионы людей погибли в войну А тут развели антимонию со старухой перекупщицей. Миллионы погибли, давили друг друга, как блох, и никто не терзался. О чем думает человек, идущий в массе, повинуясь команде, общей цели? А? Или за него думает кто-то, освобождая от ответственности? Вот именно. Потому что в общей цели каждый видел и свою. И я ее вижу! Ты был прав, помнишь: каждый защищает свои привилегии!»