После оглашения каждого пункта митрополит делал паузу, чтобы собравшиеся могли осмыслить услышанное. Затем он продолжал читать дальше, пока не были озвучены все ключевые положения духовной грамоты.
Наконец, митрополит Даниил, возвысив голос, перешел к самому тяжелому пункту завещания. Его взгляд остановился на князьях Юрии и Андрее, сидевших в первых рядах.
Далее, по воле моей и для блага государства, объявляю следующее, произнес он, и в палате воцарилась такая тишина, что стало слышно, как потрескивают свечи.
Князь Юрий Дмитровский побледнел и так плотно стиснул зубы, что на скулах заходили желваки, а князь Андрей Старицкий судорожно сжал рукоять своего клинка, как будто опасался, что тот может выскочить из его рук и вонзиться в чью-то спину. Братья переглянулись, не замечая никого вокруг, а затем снова обратили напряженные взгляды на митрополита Московского.
В-седьмых, Даниил сделал паузу, давая возможность братьям осознать неизбежность сказанного, князей Юрия Дмитровского и Андрея Старицкого, братьев моих младших, лишаю права иметь наследников по мужской линии, дабы не было распрей в государстве нашем.
По Грановитой палате пробежал ропот. Некоторые бояре опустили глаза, другие, наоборот, впились взглядами в побледневших князей.
Запрещаю братьям моим вступать в брак без моего письменного дозволения, каковое не было и не будет дано. Удельные земли князей Юрия и Андрея после их кончины переходят в казну великокняжескую, голос душеприказчика звучал непреклонно.
Юрий еще сильнее стиснул зубы от гнева, а Андрей ошарашенным взглядом уставился перед собой, будто не понимая, что происходит.
И наконец, всем боярам и воеводам повелеваю не содействовать братьям моим в поисках невест и заключении браков. Сей запрет есть необходимость для сохранения целостности державы нашей, дабы не дробить земли русской и не давать повода к междоусобицам, торжественно закончил митрополит Даниил чтение завещания.
Эти слова, сказанные с пастырской заботой, не смогли смягчить удар для опальных братьев. Их уделы, хотя и сохранялись за ними, но без права передачи наследникам, превращались в жалкую милостыню от великого князя. Сами они становились зависимыми князьями без всякой надежды на будущее. Братья покойного великого князя по его же собственной воле оказались в унизительном положении, лишенные права наследования и возможности продолжать свой род.
Первым не выдержал Юрий Дмитровский. С лицом, искаженным злобой, он вскочил со скамьи.
Неужто дорогой наш братец лишил нас всего: жизни, имени всего! в его голосе клокотала ярость, перемешанная с горечью.
Андрей Старицкий сидел молча, сжимая кулаки так крепко, что костяшки пальцев побелели; в его глазах читались одновременно и отчаяние, и решимость.
Не праведно сие решение! сплюнул князь Юрий Иванович. Он отнял у нас право мужеское! Право на семью, на рода продолжение! За что нам такое?
В тишине повисла тяжелая пауза. Все понимали: Василий III, стремясь к укреплению великокняжеской власти, видел угрозу в своих кровных братьях. Удельные князья, потомки Рюриковичей, всегда оставались костью в горле у московского престола. Однако цена, которую пришлось заплатить, оказалась слишком высокой.
Что ж нам теперь делать? рявкнул Юрий Дмитровский, глядя на брата с надеждой. Покориться? Смирить душу с участью скопцов?
Нет, брат, мы не скопцы, ответил Андрей глухим голосом, в котором прозвучала угроза. Мы князья.
И у нас есть право: на наследие, на жизнь.
Взгляд Андрея Старицкого метнул искры ледяной ненависти в сторону Елены Глинской. Этот взгляд, полный неприкрытой злобы, обжег великую княгиню, заставив ее сердце болезненно сжаться. Холодная волна прокатилась по ее груди, оставив после себя ощущение неминуемой беды.
Елена оставалась спокойной, даже сделала вид, что не заметила этого уничижительного взгляда. В ее глазах не отразилось ни тени страха, а только осознание надвигающейся бури и понимание, что каждый вдох теперь может стать последним. Она четко осознала, как хрупка власть в руках слабой женщины и как много врагов мечтают ее свергнуть. Но за этой внешней хрупкостью скрывалась стальная воля матери, готовой пойти на самые решительные меры ради будущего, которое она видела для себя и своего сына Иоанна.
Михаил Глинский угрожающей тенью застыл рядом. В каждом его движении, в каждой складке сурового лица читалась готовность в любой момент заслонить ее от надвигающейся опасности, принять на себя удар и уберечь от предательства. Его любовь к ней, как к источнику своего могущества, была всепоглощающей, готовой на самые немыслимые жертвы.
Князь Семен Бельский, словно застигнутый на месте преступления, поспешил отвести взгляд в сторону. В его опущенных глазах и нервном движении пальцев читалась трусливая надежда скрыть свои истинные, меркантильные намерения, утаить опасную игру, которую он вел за спинами других.
Старый боярин Василий Шуйский, напротив, не отрывал взгляда от этой напряженной сцены. В его глазах, обычно холодных и расчетливых, сейчас плясал зловещий огонек. Как хищник, предвкушающий победу над раненой добычей, он радовался хаосу, который собирался вокруг, надеясь извлечь из него выгоду.