И кто он, этот Телепнев-Оболенский, с легкостью принявший на себя обязанности фаворита великой княгини? Нисколько ей не ровня! То ли дело они, Глинские, потомки самого конунга Мамая, чья славная личность навеки останется в истории.
И вдруг этот выскочка претендует не только на внимание регентши, но и на часть власти. Родство Михаила Львовича с Иваном Телепневым-Оболенским лишь усугубляло ситуацию. Ведь именно Глинский рассчитывал на единоличное управление делами юного государя, а не на разделение власти
с каким-то вороном в павлиньих перьях. Телепневу-Оболенскому отводилась одна роль: направлять Елену, оказывать на нее влияние, а не пытаться самому возвыситься и отнимать у Глинского контроль над ситуацией.
«Как она посмела! мысленно негодовал Михаил Львович, сжимая в руке письмо с печатями. Назначить этого срамника к государю наставником! Да его род и в подметки не годится нашим предкам!»
В его воображении рисовались картины, как этот выскочка будет нашептывать подрастающему Иоанну свои советы, как будет прибирать к своим рукам власть, оттесняя его, Михаила Глинского, на второй план.
«Нет, я оного не допущу!» решил думный боярин, сжимая кулаки так сильно, что костяшки пальцев побелели.
Глинский нутром чуял надвигающуюся бурю и, в этот момент склонив голову перед волей великой княгини, принял окончательное решение. Теперь он будет наблюдать, ждать и готовиться к защите от надвигающейся опасности, от интриг врагов и разрушительной силы страсти. Даже если для этого ему придется пожертвовать всем, а если потребуется и своей жизнью.
А ведь и правда, при дворе много говорят, что великая княгиня слишком увлеклась своим фаворитом и даже обряды траура превратила в фарс. Поминки, молебны все это превратилось в увеселительную прогулку в компании князя Телепнева-Оболенского, чей насмешливый, довольный взгляд осквернял святость места. Михаил Львович самолично не раз замечал, как в церкви вместо молитв они обменивались тайными знаками едва заметными прикосновениями, полными обещаний и страсти. Возмутительное легкомыслие!
Фигура самого Ивана Федоровича вызывала особую тревогу у Глинского еще и по другой причине. Князь Телепнев-Оболенский, ослепительный красавец, обходительный и остроумный, казался воплощением придворного лицемерия. Михаил Львович, наблюдательный политик, давно раскусил его игру. Слишком уж демонстративно благожелательствовал он к Шуйским и Бельским. Слишком уж часто оказывал знаки внимания тем, кто мечтал о свержении нынешней власти. Неужели великая княгиня не замечала всего этого?
Михаил Львович подозревал, что князь Телепнев-Оболенский плетет сложную интригу, рассчитанную на любой исход борьбы за власть. В случае победы Глинских он, как фаворит великой княгини, получит невиданные привилегии. А в случае поражения, благодаря тайным симпатиям Шуйским и Бельским, ему удастся сохранить голову на плечах и даже, возможно, упрочить свое положение при дворе. Двойная игра вот его стихия, и князь Михаил Львович не сомневался, что этот хитрый бес в любой момент готов предать тех, кому клялся в верности.
Именно поэтому упорствовать в уговорах великой княгини казалось бесполезным. Она ослеплена страстью, а он окружен врагами и лицемерами.
В его распоряжении не имелось ни единого доказательства, ни единого свидетельства, подтверждающего лицемерие Телепнева-Оболенского! Но раздобыть их придется любой ценой.
А до тех пор ему оставалось только готовиться к буре и надеяться, что сумеет уберечь себя и своих близких от ее разрушительной силы.
Фортуна улыбнулась старому боярину нечаянно.
В этот же вечер его личный осведомитель, человек жуткой, отвратительной наружности и с душой палача, принес радостное известие: князь Телепнев-Оболенский не будет ночевать сегодня у великой княгини, сославшись на нездоровье.
Откуда известно?
В дом князя на Знаменке служка от двора прибегала, она-то и проболталась, зачем и кем была послана. А дворовые сказали, что конюший приказал белье чистое приготовить.
А если князь не будет ночевать дома, то сие означает лукаво подтолкнул Михаил Львович к продолжению мысли.
что ночевать он будет в ином месте, закончил «палач».
Ай да, молодец! Верно думку думаешь! Глинский похлопал осведомителя по плечу и, с прищуром взглянув ему в глаза, вопросительно вскинул брови.
Я все уразумел, кивнул шпион, не отрывая сурового взгляда от боярина, словно крыса от питона.
Когда за «палачом» закрылась дверь, Михаил Львович расплылся в довольной улыбке и с удовлетворением потер ладони.
Оказывается, не так уж все и плохо, как представлялось ранее!
Глава 17
Над Москвой-рекой расстилался серебристый туман. Замерзшая река, скованная крепким льдом, днем превращалась в оживленную торговую площадь, а ночью походила на волшебную дорогу, ведущую в мир лунных теней.
Белокаменные стены древнего города окутывал сумрак, и под его покровом Москва преображалась.
Кремль возвышался над окрестностями, как неприступная крепость. Россыпью драгоценных камней над зубчатыми башнями загорались первые звезды.