Князь Михаил Глинский, чье сердце уже трепетало в предвкушении заслуженной награды должности единственного наставника юного государя, был ошарашен ультиматумом, обрушившимся на него, подобно зимней вьюге.
Полагаю, князь, голос Елены, обычно мелодичный и ласкающий, сейчас звенел сталью, ты не возражаешь, что конюший боярин Иван Телепнев-Оболенский также достоин доверия государя нашего Иоанна Васильевича?
Князь Глинский замер, словно пораженный громом. Лицо его, обычно спокойное и исполненное достоинства, побледнело. Он так старательно готовился к этому заседанию, считал его вершиной своей карьеры, венцом многолетних усилий и интриг! И вот теперь на алтарь его амбиций собирались принести неожиданную жертву.
Князь вернулся из Стародуба? спросил он, пытаясь скрыть смятение за маской деловитости. Когда?
Сегодня на рассвете.
Удалось ли ему уговорить Венжика?
Мне сие пока неведомо, пожала плечами правительница. Но коли что-то пошло бы не так, Иван Федорович даже хворый непременно послал бы весточку. Потому и надлежит тебе с Иваном Федоровичем быть в полном согласии, дабы справедливо управлять государством, быть надежной опорой мне и государю нашему.
Эти слова прозвучали как приговор. «В полном согласии» означало разделить власть, уступить часть влияния и признать в Телепневе-Оболенском равного себе. Мысли Глинского метались, словно испуганные птицы. Он прекрасно понимал, что за этим кроется не просто политический расчет, а нечто большее, личное, скрытое от посторонних
глаз.
Опомнись, Елена! возмущенно воскликнул князь, не в силах сдержать негодование. Его выдвижение породит множество нелестных суждений в Думе и в народе. Не станут они слушать конюшего, когда есть я, опытный воевода, мудрый советник
Он был готов перечислить все свои заслуги, все годы верной службы, но великая княгиня прервала его жестом, полным властной уверенности.
Не страшно! Я не желаю иметь подле себя Шуйского либо Бельского оба наши враги, сам разумеешь. А князь Телепнев-Оболенский мил мне и сыну-государю Иоанну Васильевичу. Потому быть тебе его подручным во всех делах державных
Последние слова прозвучали резко и болезненно, как удар хлыста.
Подручным! Слыханное ли дело!
Князь Глинский, потомок древнего литовского рода, воин и дипломат, должен довольствоваться скромной должностью подручного конюшего?
Гордость его взбунтовалась, но он знал, что спорить с Еленой бесполезно. В ее глазах он видел решимость, граничащую с безрассудством, и понимал, что она готова пойти на все ради достижения своей цели.
В комнате повисла тишина, прерываемая лишь негромким шипением свечей.
Михаил Львович застыл в изумлении, не в силах поверить услышанному. Он понимал, что его следующий шаг определит всю дальнейшую судьбу. Принять предложение значит поступиться своим достоинством и отречься от всех стремлений. Отказаться вызвать недовольство великой княгини и потерять все, чего он так долго и упорно добивался на протяжении многих лет.
Старый боярин посмотрел в глаза Елены, пытаясь разгадать ее истинные намерения. Что двигало ею? Желание укрепить свою власть, используя Телепнева-Оболенского как противовес ему, Глинскому? Или же за этим стояла личная симпатия, о которой шептались в кулуарах Кремлевского дворца?
В нем боролись честолюбие и страх, гордость и расчет. Он понимал, что ему предстоит сделать важный выбор, который станет для него судьбоносным.
Князь Михаил Львович Глинский стоял, словно изваяние, высеченное из серого камня, но внутри его бушевала буря, способная в мгновение ока превратить гранитную твердь в песок. Горечь поражения, как ядовитый сок, разъедала изнутри, отравляя каждую мысль, каждое воспоминание. Он, потомок славного рода Мамая, привыкший к победам на полях сражений и в хитросплетениях придворных интриг, был повержен в битве, где оружием служили не мечи и копья, а хрупкие, обманчивые чувства.
Великая княгиня Елена Васильевна казалась неприступной вершиной, окутанной облаками власти и величия. Но сегодня, в этих стенах, пропитанных запахом ладана и тайных сговоров, Глинский увидел не властную правительницу, а женщину, ослепленную страстью. Любовь змеей обвилась вокруг ее сердца, лишая разума, затуманивая взор. И перед этой чарующей силой, перед этим всепоглощающим пламенем все опыт, доводы рассудка и мудрость предков! оказалось бессильно.
Любовь стихия разрушительная, особенно когда касается трона. Любовь, как пожар в сухом лесу, способна испепелить вековые устои, развеять в прах благоразумие и оставить после себя лишь тлеющие руины. И Глинский понимал, что упрямиться, идти против этой неукротимой силы все равно что пытаться остановить полноводную реку голыми руками. Бесполезно, глупо и, возможно, смертельно опасно.
В душе его зародилось тревожное предчувствие. Слова предостережения, подобно сухим комьям земли, застревали в горле, не находя выхода. Что проку в увещеваниях и мольбах о благоразумии, когда сердце молодой женщины уже отдано без остатка? Когда ее взор застилает пелена страсти, а в ушах звучит сладкий шепот избранника.
Глинский с недовольством наблюдал, как шепчутся за спиной бояре, как старые князья, чьи роды веками служили Москве, кривятся в презрительной усмешке. В их глазах, как в зеркале, отражались осуждение, гнев и возмущение. Они, блюстители традиций, хранители морали, видели в поступке великой княгини бесстыдное попрание памяти о почившем государе, великом князе Василии III. Не успела остыть земля на его могиле, не увяли еще цветы на надгробном камне, а вдова уже веселится и прелюбодействует с новым избранником!