Не глаголь безумий, Елена Васильевна. Я никогда не причинил бы тебе вреда. А желаю, дабы ты была в безопасности, дабы сын твой возрос достойным правителем. Разве сие есть преступление?
Преступление покрывать властолюбивые замыслы заботой, Михаил Львович, глухим голосом ответила молодая женщина, глядя ему прямо в глаза. Преступление уповать на смерть супруга моего, на скорбь мою и слабость мою для захвата власти. Я знаю, что ты не остановишься ни перед чем, дабы добиться своего. Но и я тоже не сдамся. А буду бороться и не допущу обратить меня в пешку в игре твоей подлой.
Тишина повисла в палате, тяжелая и напряженная. В глазах великой княгини горел огонь решимости, а в глазах думного боярина застыл холодный расчет. Они стояли друг против друга, как два обезумевших хищника, готовые в любой момент броситься в смертельную схватку. Что ни говори, а в жилах каждого из них кипела одна кровь!
Вижу, не желаешь ты внять мне, Елена. Но я готов быть тебе советником, верным помощником, коли доверишься мне сполна.
Советником? Как же! Ты хочешь стать моей тенью, дабы управлять мной, как марионеткой!
Слишком ты подозрительна, племянница, покачал головой боярин. Неужто не зришь, что я лишь помочь тебе желаю?
У твоей «помощи» всегда вкус предательства, усмехнулась Елена. Думаешь, здесь позабыли, как ты и твои братья уже силились захватить власть при Василии Ивановиче?
То было давно, Глинский побледнел, вспомнив позор своей семьи после событий 1508 года, и тебе тогда было всего два годка. Ныне я изменился и желаю лишь добра для тебя и для державы.
Довольно глаголить одно и то же! Изнемогла я от сих бесед. Все, уходи! махнула она рукой.
Глинский, помедлив, зашагал к выходу. Когда за ним закрылась дверь, Елена тяжело опустилась в кресло. Ее била мелкая дрожь, а в висках стучало от напряжения.
«Что я сотворила! подумала она, прижимая руки к груди. Ужели я впрямь стала такой подозрительной?». Она закрыла глаза, пытаясь унять волнение. Перед глазами стоял образ дяди его бледное лицо, сжатые в тонкую линию губы. «В одном он прав я стала слишком осторожной. Но как иначе, когда вокруг плетутся заговоры?» Она обхватила голову руками, чувствуя, как усталость накатывает волнами.
В дверь осторожно постучали. Елена вздрогнула и подняла голову:
Войдите, сорвалось с ее уст безвольным вздохом.
Дверь тихонько скрипнула, и в покои великой княгини вошел Иван Телепнев-Оболенский. В его взгляде отражалось беспокойство.
Что здесь стряслось? спросил он. Михаил Львович выходил отсюда в гневе.
Повздорили мы, устало улыбнулась Елена. Я стала чересчур недоверчивой.
Телепнев-Оболенский присел перед ней на корточки, нежно взял ее руки в свои ладони, и Елена с облегчением вздохнула, ощутив их тепло.
Не недоверчива ты, а осторожна. И сие вещи разные, сказал он, поглаживая ее руки. В твоем положении нельзя быть беспечной.
Но и жить в вечном страхе негоже. Боюсь я, что превращаюсь в тень самой себя
Неправда, ты становишься
мудрой правительницей, которая ведает цену предательства.
Думаешь, что я поступаю верно?
Уверен, ибо ты печешься не только о себе, но и о державе. А сие главное.
Его слова немного успокоили Елену.
Благодарствую, она с улыбкой коснулась пальчиком его губ, ты всегда ведаешь, как воротить мне силы. А теперь ступай, вели готовиться к вечернему совету бояр-опекунов много дел накопилось.
Князь покорно кивнул, но не спешил уходить. На смену беспокойству в его глазах появилось лукавое выражение.
Я ворочусь ночью, прошептал он, целуя ей руку, дожидайся меня, моя государыня, и быстрым шагом направился к выходу.
Елена Глинская посмотрела ему вслед, и внутри нее разлилось приятное тепло. В нем она нашла не просто советника и помощника он стал для нее опорой в этом сложном мире дворцовых интриг. Его присутствие дарило ей спокойствие и уверенность, позволяя на мгновение забыть о тяжести власти. В глазах князя она видела искреннюю заботу и преданность бесценный дар для женщины, отягощенной бременем своих обязательств.
«Как же мне посчастливилось с ним, подумала она, глядя на закрытую дверь. Он не ищет власти ради власти, он совсем не похож на дядю».
А вместе с теплом сердце захлестнула горечь. Елена знала, что их отношения никогда не смогут перерасти во что-то большее: ответственность за государство, бремя власти и маленький сын не позволяли ей полностью отдаться чувствам. Однако даже самая сильная женщина иногда нуждается в простом женском счастье, которое для нее, великой княгини, навсегда останется недосягаемой мечтой.
Глава 4
Елена стоит на заснеженном кремлевском крыльце и цепенеет от холода, превращаясь в ледяную статую. В побелевших пальцах она крепко сжимает символ надежды, который стал для нее проклятием, маленькую корону своего сына, юного Иоанна. Но вместо ожидаемого сияния самоцветов корона источает зловещую, пульсирующую кровь. Алая влага струится по ее рукам, оставляя липкий и леденящий след ужаса.