Коктейль окончательно взбодрил меня, вернув от ужасных сновидений к не менее ужасной реальности. Петри поглядывал на меня с профессиональным любопытством, к которому, как мне показалось, примешивалась изрядная доза личной симпатии.
На вашу долю выпало нелегкое испытание, Гревилль, промолвил он. Однако вы не можете не понимать, что в моем доме ваша новость произвела эффект взорвавшейся бомбы. Но прежде, чем мы вернемся к этому вопросу, позвольте мне начать с начала. Что, если это чья-то подлая игра? Скажите, нет ли кого-нибудь, кого вы могли бы заподозрить хотя бы весьма неопределенно?
Разумеется, признался я. Вы же знаете, в нашей работе тайн хватает. Не секрет, например, что соперники сэра Лайонела а я могу спокойно назвать их врагами пристально следят за каждым его шагом. Особенно профессор Зейтланд.
Профессор Зейтланд умер в Лондоне две недели тому назад.
Что?!
А вы разве не в курсе? Мы узнали об этом в Каире. Таким образом, его можно исключить.
Подоспевший официант принялся накрывать на стол, и нам пришлось сделать паузу.
Насколько я помню беднягу Бартона, задумчиво произнес Петри, когда официант удалился, он вечно окружал себя тучами самых странных типов в качестве прислуги. В вашем лагере тоже наблюдалось что-нибудь подобное?
Ни в коей мере, уверил я его. Нас было совсем мало. Сам сэр Лайонел, я. Али Махмуд десятник, Форестер химик (о нем я уже упоминал), и племянница шефа Райма, наш фотограф.
Назвав Райму, я искренне надеялся, что голос мой не дрогнет, однако Петри уставился на меня очень пристально.
Племянница? переспросил он. Странные занятия выбирают для себя женщины в наши дни.
Да, коротко кивнул я.
Доктор принялся неохотно ковыряться в принесенной официантом рыбе. Нетрудно было заметить, что его аппетит оставлял желать лучшего, как и то, что беспокойство его, напротив, с каждой минутой возрастало.
Вы не знакомы с суперинтендантом Веймаутом? внезапно поинтересовался он.
Встречал его несколько раз в клубе, ответил я. Кстати. Форестер знаком с ним очень хорошо.
Я тоже, со странной улыбкой обронил Петри. И весь день пытался с ним связаться. С минуту он помолчал, потом задумчиво проговорил: Здесь должны быть какие-то связи. Каждый из вас, конечно же, имел друзей, навещавших его в лагере?
Его вопрос, будто мановение волшебной палочки, немедленно вызвал в моем воображении картину: фигура, такая стройная, что достойна отдельного описания, высокая, томная я вновь увидел блестящие, цвета нефрита глаза, чувственные губы и тонкие изнеженные руки, словно выточенные из слоновой кости Мадам Ингомар.
Могу вспомнить только одну начал я, но нас прервали.
Поезд замедлил ход, подходя к Васти, и, перекрывая обычный шум арабской станции, до меня донесся
отчетливый крик:
Доктор Петри! Послание для доктора Петри!
Он тоже услышал. Нож и вилка со звоном упали на тарелку, и я увидел, как внезапный ужас исказил его черты.
Петри вскочил из-за стола, но в ту же секунду высокая фигура в летной форме ворвалась в вагон-ресторан.
Хантер! воскликнул доктор. Хантер!
Я тоже поднялся, пребывая в состоянии крайнего замешательства.
Что это значит? спросил Петри. Потом повернулся ко мне: Позвольте вам представить капитана Джеймсона Хантера из Британской авиакомпании. А это мистер Шан Гревилль, снова обратился он к летчику. Теперь скажите, Хантер, что случилось? Что вас сюда привело?
Что привело? Пилот усмехнулся с явным удовольствием. Что же еще, как не стремление вытащить вас из Васти? Ради этого я сломя голову мчался сюда аж из Гелиополиса. Ну-ка, быстренько! Вы должны покинуть поезд ровно через две минуты!
Но мы только сели обедать
Я тут ни при чем. Это все проделки суперинтенданта Веймаута. Он ждет вас возле самолета.
Куда мы летим? прервал я его.
Да все туда же, с прежним наслаждением усмехнулся летчик. Только я вас подкину в один момент и приземлюсь не дальше пятисот ярдов от лагеря. Ну, где ваше купе? Вам еще нужно сбегать за вещами. А то оставьте их в поезде не так уж это важно.
Важно, уверил я его и повернулся к Петри. Я возьму вашу сумку и улажу все с проводником. Встретимся на платформе.
И, не обращая внимания на изумление пассажиров, я ринулся из ресторана. Ворвавшись в купе, я чуть не сбил проводника, стелившего постель. Сгреб сумку доктора Петри, пиджаки, шляпы и оба наших небольших чемодана. Швырнул какие-то монеты в ладонь совершенно ошеломленного проводника и рванул к выходу.
Сумку доктора мне удалось спустить на платформу осторожно. Остальной багаж пришлось швырять куда более бесцеремонно поезд уже тронулся. Я спрыгнул со ступеньки и посмотрел вдоль платформы.
Далеко впереди, у вагона-ресторана, я увидел Петри и Джеймсона Хантера, занятых, судя по всему, жаркой перебранкой с начальником станции. Изо всех окон набиравшего скорость Луксорского экспресса торчали головы пассажиров, с удовольствием взиравших на эту картину.
И вдруг, стоя посреди разбросанного в живописном беспорядке багажа, я застыл, увидев злобное желтое лицо, выглянувшее из окна того самого вагона, который я только что покинул.