Итак, вы думаете начал пораженный Шато-Рено, что письмо, отданное незнакомкой на улице Контрэскарп, было написано Ансельмо и передано через Бенедетто; в письме была оговорена вся сцена с крысой, и развязка не заставит себя долго ждать.
Господин Гратилье, конечно, возьмет на себя труд сообщить обо всем читателям нашей газеты. Могу я считать вас нашим сотрудником с сегодняшнего числа, господин Гратилье?
Сочту за величайшее счастье, ответил просияв-
12. Понтон номер два
Когда они сходили с корабля в Лионе, Ансельмо
многозначительно шепнул товарищу:
Маглоар молодец, он прислал мне острую пилу!
Пилу? бессмысленно повторил Бенедетто. Разве он дал тебе пилу?
Черт возьми, как ты глуп! Но подожди, после растолкую.
Со времени отъезда из Парижа Бенедетто был неузнаваем: в нем не осталось ничего от гордого Андреа Кавальканти, и временами он боялся сойти с ума.
Его поддерживала лишь мысль о миллионе, который его мать обещала выплатить иезуитам 25-го февраля. Этот миллион должен был достаться ему, но каким образом он еще не придумал.
Сначала он надеялся, что Ансельмо сдержит слово и освободит его, но понемногу уверенность ослабевала, и когда 28-го января каторжники достигли Тулона, Бенедетто дошел почти до полного отчаяния.
В Тулоне с каторжников сняли железные ошейники, заменив их ножными браслетами, сводили в купальню и затем выдали обычную одежду ссыльных: желтые панталоны, красную куртку с желтыми рукавами и зеленую шляпу.
Ансельмо и Бенедетто были одного роста, и их сковали вместе; понтон номер два был назначен их жилищем и они поселились в нем вместе с маленьким Царем Грызунов.
Скоро крыса сделалась любимицей всех каторжников, надсмотрщиков и сторожей, и редкий вечер проходил без представлений. Ансельмо выучил ее еще новым штукам. Иногда он спрашивал ее: «Маленький царек, какие чувства ты питаешь к королю, к закону и чиновникам?» И умный зверек низко кланялся на все стороны, скрещивая лапки на груди, поводя мордочкой, как бы шепча благословения, скромно опустив глазки. Когда же Ансельмо спрашивал: «Как наказывают осужденных на смерть?» крыса падала навзничь, вытянув все четыре лапы, и оставалась лежать неподвижно, как мертвая.
Один Бенедетто не разделял общей веселости; глядя перед собой тупым и печальным взглядом, он содрогался всякий раз при прикосновении крысы. Насмешки Ансельмо над его «княжескими замашками» заставляли Бенедетто в ярости скрежетать зубами.
Единственным его желанием было освободиться от своего товарища, но на это было мало надежды после подслушанного им разговора Ансельмо с надзирателем. Когда надзиратель спросил бывшего аббата, отчего он не попытается отделаться от своего мрачного соседа, Ансельмо ответил, смеясь:
Зачем же? Не все ли равно: Бенедетто или кто другой? Пусть его остается!
Как только надзиратель отошел, Бенедетто обратился к Ансельмо, дрожа от злобы:
Отчего ты не избавишься от меня?
Потому что мне трудно привыкать к новому человеку, был равнодушный ответ, меня ты ничуть не стесняешь, да и я тебе не помеха
Напротив, ты противен мне! гневно перебил его Бенедетто.
Право? Видишь ли, твоя откровенность нравится мне, и я не хочу расставаться с тобой.
А если я убью тебя? проскрежетал Бенедетто.
Гм, молодчик, не слишком горячись! Во всяком случае, я могу сказать тебе, за что ты меня ненавидишь.
Любопытно! Этого я и сам не знаю, насмешливо ответил Бенедетто.
За то, что, как ты думаешь, я обманул тебя, говоря о бегстве, и с тех пор не упомянул об этом ни слова.
Бенедетто что-то несвязно пробормотал, пристыженный тем, что аббат так легко проник в его мысли.
Знаешь ты историю Брута, притворившегося безумным, чтобы вернее погубить Торквиния? спросил Ансельмо с насмешкой.
Но Бенедетто был совершенный невежда, и классический пример ничего не говорил ему.
Ты насмехаешься надо мной, сурово сказал он. Когда ты отдавал мне письмо для этого Маглоара, ты также меня обманывал?
Ты так думаешь?
Как, ты еще спрашиваешь? Неужели же твой Маглоар поможет нашему бегству?
А если он уже помог?
Глаза Бенедетто широко раскрылись.
Боже мой, вздохнул Ансельмо, сколько нужно труда, чтобы выдрессировать тебя.
Корсиканец закусил губу, Ансельмо же продолжал:
Ты в самом деле хочешь бежать?
Хочу ли я в самом деле? Я бы дал отрубить себе правую руку, если бы кто-нибудь пообещал освободить меня отсюда к известному дню! воскликнул Бенедетто.
К какому дню?
24-го февраля вечером я должен оставить Тулон.
А, даже должен ! Решительно сказано!
Не насмехайся, я должен быть свободен, иначе
Что иначе?
А ты не выдашь меня?
Твоя осторожность немного запоздала, сухо ответил Ансельмо, но, во всяком случае, чтобы успокоить тебя, могу уверить, что вовсе не в моих интересах выдавать тебя! Посмотри на меня! Я могу освободить тебя это так же верно, как то, что я стою перед тобой!
Бенедетто вскрикнул.
И это правда? едва переводя дыхание, спросил он.
Зачем бы я стал обманывать
тебя? Нет, Бенедетто, будем откровенны друг с другом. Я предложу тебе мои условия, и если ты их примешь, то 24-го февраля, вечером, будешь свободен.