Артемий не знал причин развода своего барина, но догадывался, что должно быть вышло что-нибудь серьезное, если барыня, такая добрая и хорошая, оставила барина, в котором души не чаяла
Ровно в одиннадцать часов, как было условлено, раздался звонок. Марк бросился в прихожую и, не давши детям раздеться и не поздоровавшись с миловидной, лет тридцати, строгого вида бонной, по очереди приподнимал детей и целовал то черноглазого румяного Маркушу, как две капли воды похожего на Марка, то пухленькую крошку Идочку, напоминавшую чертами и цветом волос и глаз Ксению.
Ну что, узнали меня, дети? Узнал, Маркуша? Узнала, Идочка?
Я узнал.
И я узнала! пролепетала едва понятно крошечная девочка.
Позвольте детям прежде раздеться! проговорила по-английски, вся краснея, англичанка бонна, по видимому несколько изумленная таким «непорядком». Детей тормошат и целуют, когда прежде следует снять с них верхнее платье.
В самом деле Здравствуйте, мисс Эмили Я, извините, и не поздоровался с вами! отвечал по-английски Марк, произнося слова с заметным русским акцентом. Раздевайтесь, дети.
Когда, наконец, дети разделись, Марк повел их к себе в кабинет.
Бонна осталась в гостиной и, вынув из кармана книжку, стала читать, предварительно оглядев скромную обстановку приемной.
Ну садитесь, будьте гости, дети смеясь, говорил Марк, усаживая детей на диван.
Он чувствовал себя как-то легко и весело и ему все хотелось целовать детей.
Ни мальчику, ни девочке не сиделось. Они сползли с дивана и начали все осматривать. Крошка Идочка требовала показывать ей каждую вещь. По видимому, они не столько были рады видеть отца, сколько их занимала поездка, новая обстановка и то особенное внимание и ласки, которые им оказывал отец.
А отчего ты не с нами живешь, папа? неожиданно спросил маленький Маркуша.
Ни от чего не смущавшийся, Марк при этом вопросе смутился.
Так, нельзя.
Отчего нельзя?
Мне надо часто уезжать из Петербурга! сказал Марк, первое пришедшее в голову.
Маркуша протянул удовлетворенным голосом, словно бы: понимая важность этой причины:
Нельзя!
И прибавил:
Мы, значит, всегда с одной мамой будем жить?
Всегда
И Марк поторопился достать куклу и пуделя.
Эффект был поразительный. Дети совсем забыли отца, и отдались игрушкам.
Марк глядел на них и, не замечая сам того, чуть-чуть «размякал» по его выражению.
Хотите, дети, чаю?
Дети захотели, но мисс Эмили, понимавшая несколько слов по-русски, появилась в дверях и «позволила себе напомнить», что дети в это время не пьют чая.
Марк, сам прежде строго требовавший, чтобы дети соблюдали раз установленный режим, сказал англичанке, весело ей улыбаясь глазами:
Ничего, мисс Эмили, на этот раз отступим от правил. Надеюсь, и вы выпьете чашку?..
Англичанка вспыхнула и отвечала, что она только позволила себе высказать свое мнение, но что «как будет угодно мистеру Bortchoff».
Она всегда его так звала и, втайне влюбленная в него, очень удивлялась, как могла его жена оставить такого красивого, умного и респектабельного мужа.
После чая дети полакомились конфетками и были в восторге, что это утро проводили решительно против всяких правил и мисс не делала никаких замечаний.
Полтора часа пробежали совсем незаметно. Дети весело играли в кабинете, куда, по приглашению Марка, перешла и англичанка, и Марк не только не чувствовал никакого стеснения от присутствия детей, а, напротив, был весел и ласков с ними, как никогда в то время, когда жил вместе.
И когда заметил, что мисс взглянула на часы, спросил ее:
На сколько времени дети отпущены?
Миссис ничего не сказала, но она боялась, чтоб вас не стесняли дети.
О, за это не беспокойтесь!
Наконец, мисс Эмили нашла, что пора домой, да и дети уже начали скучать.
Марк горячо простился с ними, сам завернул для них конфеты и игрушки и, снова
целуя их, просил опять приезжать.
Хотите?
Еще бы! Они, конечно, хотели. И игрушки, и конфеты Все это так весело.
И Марк, крепко пожимая руку мисс Эмили, просил передать «их матери» его покорнейшую просьбу прислать детей еще раз перед отъездом в деревню.
XIV
Нечего и говорить, как была обрадована и тронута несчастная мать. Признаться, она не рассчитывала, что Павлищев бросит дела и немедленно приедет. Ей думалось, что он только так, под первым впечатлением, обещал выехать вслед за ними и осведомился об ее маршруте, дав ей в Петербурге указания, в каких гостиницах останавливаться. И вот он здесь с ней. Она теперь, по крайней мере, на первое время, не одна на чужбине с больным ребенком, плохо объясняющаяся на французском языке, а с отцом своего Васи, любящим, нежным и заботливым, который устроит их и, главное, поддержит в тяжелые минуты сомнения и отчаяния. В нем заговорило отцовское чувство, и еще какое! Она не забыла его слез в Петербурге при виде Васи, и эти слезы вернули к нему прежнюю привязанность, которую Марья Евграфовна тщательно скрывала, чувствуя, что в этой привязанности не одно только благодарное чувство матери
О том, чтобы она сама могла сколько-нибудь интересовать Павлищева, Марья Евграфовна, разумеется, и не думала. Что может она, скромная, незначительная и не молодая женщина, представлять собою для такого избалованного победами, блестящего и важного сановника? Разве пришел бы он к ней, если б не сын? Старая любовь у мужчин не возвращается