Степан Ильич снова взял ее руку и, поцеловав, оставил ее в своей руке. Она не отнимала. А Павлищев ее успокаивал, стараясь успокоить и самого себя. Быть может, Вася не опасен и поправится. Он сейчас же сам поедет за лучшим доктором.
Сейчас был Аксенов!
И что сказал?
Обнадеживает Да разве он скажет правду да еще матери! Мы едем в Швейцарию! Вы, разумеется, ничего против этого не имеете? прибавила Марья Евграфовна, совсем примиренная с этим обидевшим ее человеком, который так заботливо и тревожно расспрашивал о Васе.
«Он любит его!» подумала она, и подняла на Павлищева благодарный взгляд, отуманенный слезами.
А Степан Ильич еще более был растроган и еще более чувствовал себя виноватым в эту минуту.
Что же я могу иметь против этого, мой друг?.. Я очень рад, если Вася там поправится Климат имеет громадное значение Я знаю случаи Поезжайте, поезжайте
И совершенно неожиданно прибавил:
Марья Евграфовна!.. Простили ли вы меня?
Давно простила. Разве вы не видите?.. Ведь, вы любите Васю?
Люблю! проговорил Степан Ильич и отвернулся, чтобы скрыть навернувшиеся слезы. И мы его спасем, непременно спасем Вы не жалейте денег Я дам
У меня есть И Марк будет посылать
И я тоже Пригласите лучших врачей Устройте самую лучшую обстановку Во что бы ни стало спасите мне сына! прошептал он, снова охваченный боязнью, что мальчик умрет. И я сам приеду к нему
Вы?.. А служба?
Служба!?.- повторял Степан Ильич. Ох, Бог с ней, со службой Я возьму отпуск и буду около вас
Он проговорил эти слова и даже не удивился, что их проговорил.
Марья Евграфовна, умиленная и благодарная, в свою очередь тихо пожала ему руку и вспомнила о прежнем Павлищеве.
Павлищев не торопился уходить, ожидая когда проснется Вася, и все расспрашивал о нем и жадно слушал рассказы матери о замечательном уме. о доброте и о чудном характере мальчика. Слушал и решительно забыл, что его ждет комиссия, в которой он должен председательствовать.
Наконец, когда больной проснулся, Степан Ильич бросился к нему и так нежно стал его целовать, что мальчик смотрел недоумевающими глазами.
Ты, ведь, узнал доброго дядю Степана Ильича? спрашивала Марья Евграфовна, охваченная волнением
Узнал Вы приезжали к нам, когда мы были в Петербурге
Ну, как тебе, лучше, Вася?.. Ведь, лучше? спрашивал Павлищев, стараясь скрыть свое чувство жалости под маской веселости.
Нет не лучше Мама! Родная мама! Опять лихорадка! вдруг проговорил он с тоскою в голосе и с каким-то отчаянием и вместе с мольбой глядел на мать широко-раскрытыми глазами, не обращая более никакого внимания на Павлищева.
Павлищев не мог более выдержать. Расстроенный, едва владея собой, он поцеловал руку сына и торопливо вышел из нумера.
В это заседание комиссии Степан Ильич председательствовал совсем не с обычным мастерством и говорил речи не столь красноречиво, как всегда. Несколько раз он даже, к удивлению господ членов, путался. И только, спустя некоторое время, он овладел собой, стараясь не думать об этом бледном, умирающем ребенке, который так неожиданно перевернул все его существование и словно-бы напомнил ему, что и у него может быть бескорыстная привязанность и что это чувство, вдруг охватившее его и согревшее, словно вешний луч солнца, может заставить хоть на время забыть государственные соображения.
Марк, бывший делопроизводителем комиссии и заметивший волнение Павлищева, догадался о причинах и, взглядывая на него, свежего и красивого в вицмундире с двумя звездами, подумал:
«Видно и в нем заговорило чувство производителя. Размяк его превосходительство. Совсем плохо работают
задерживающие центры!»
И в голове Марка внезапно мелькнула мысль, вызвавшая на угрюмом лице его едва заметную довольную улыбку.
Тотчас же после комиссии. Степан Ильич наскоро пообедал и нагруженный игрушками, вернулся к Марье Евграфовне и просидел у нее целый вечер. Пришел и Марк, но оставался у сестры недолго. Он сказал, что на следующий день доставит заграничный паспорт, и ушел, крайне изумленный после того, как Павлищев сказал ему, что и он скоро едет за-границу.
«Дурак! Как бы он не прозевал министерства, если, старик в самом деле уйдет!» подумал Марк, направляясь к себе домой
Он был сегодня в озлобленном настроении. Диссертация на звание директора канцелярии, которую сегодня он представил министру и которую, по его требованию, прочел ему, не произвела того эффекта, на который он рассчитывал.
Дело в том что Марк и не догадывался, что в последние дни «старик», под влиянием нескольких слов, сообщенных ему одним высокопоставленным лицом, вдруг изменил свои мнения на счет средств быстро и скоро осчастливить Россию и собирался уйти в отставку, не оставив никакого исторического памятника, который, как оказывалось, мог возбудить против него неудовольствие. Вот почему он, выслушав внимательно записку Марка, передававшую в изящной литературной форме то, что его высокопревосходительство частью набросал и частью устно сообщил Марку, хотя и похвалил за точность, ясность и слог, но особенного удовольствия не выразил и проговорил:
Оставьте, я еще раз просмотрю Тут кое-что надо изменить и кое-что дополнить