А сегодня он и в самом деле торопился: через час в подвальчик, где было его рабочее место с верстаком, тисками и прочим, должен был заявиться дружок, тот самый Гошка Саватеев, и принести все необходимое для философской беседы. Хорошо после бассейна, после баньки-то! Только опаздывать никак нельзя было, не из тех Гошка, кто мог долго ждать, когда все с собой, откупорит, не задумается.
Раздевался он поспешно, будто подгоняли, в душевую зашел на миг, только чтобы натянуть плавки да резиновую шапочку, и так же торопливо сбежал по ступеням в теплую, как в ванне, воду. Вода Ефиму не понравилась сразу. Пахло от нее сегодня особенно остро хлоркой и еще чем-то. Он плыл по пустынной дорожке, справа и слева обозначенной красно-белыми поплавками, и все принюхивался. Решил, что# пахнет не иначе, как мочой, и почти перестал дышать, и как можно выше поднял голову. Над водой стлался густой пар, в этом пару ничего не было видно.
По соседней дорожке навстречу проплыл толстый дядька с вытаращенными глазами, брызги от него летели во все стороны, и Ефим отвернулся, чтобы не попало на лицо. Доплыв до кафельной стенки, он, как обычно, высунулся из воды по пояс и сразу почувствовал, как же силен мороз. Даже здесь, под шапкой пара, он ощутимо хватал за плечи. Вспомнил: на термометре у входа в бассейн было ниже тридцати. Сразу же почувствовал, что озябла голова. Обычно голова согревалась частым подныриванием, но сегодня подныривать не хотелось. Он закрыл голову ладонью и вдруг ни с того, ни с сего затосковал. Было такое ощущение, будто он потерял что-то очень для себя дорогое или забыл что-то важное. Огляделся. Недвижная поверхность воды мертво поблескивала, и никого вокруг не было, и никаких звуков не доносилось ниоткуда, будто все, кто пришел купаться, уплыли, внезапно поразбежались. Только за сетчатым заграждением маячила одинокая черная фигура. Зевак там, за сеткой, всегда было много, и Ефим обычно не обращал на них внимания. А теперь присмотрелся и, к удивлению своему, узнал старика, того самого, что приставал к нему у метро.
Купаться Ефиму совсем расхотелось. По такой же пустынной дорожке он проплыл обратно, вылез и хорошенько вымылся под душем. Время теперь у него было, и он не торопился. Неспешно оделся, вышел в салон-чик, где в креслах всегда отдыхали распаренные, расслабленные купальщики, и первое, что увидел сверлящий, немигающий глаз старика. Этого уж он и вовсе не ожидал и в растерянности застрял посередине салона. Ему показалось, что если сейчас пойдет к выходу, то старик тоже встанет и пойдет следом, и это будет черт те что.
Старик поднял руку в неснятой вязаной перчатке и толстым пальцем поманил Ефима, показал на кресло рядом.
Вот прилип, тихо выругался Ефим и пошел было к двери. Но вместо этого очутился перед тем самым пустым креслом и сел.
Сегодня, мил человек, о делах забудь, сказал старик. Работа есть.
Очень это удивило его. Для работы подают заявки в домоуправление, в крайних случаях прибегают к нему в подвал. Но это когда подлинный потоп. А тут ни заявки, ни потопа, судя по спокойствию старика. Дай волю, начнут на улице ловить, заездят. Жильцов-то вон сколько, у каждого краны, а он, слесарь, один на всех, сам себя не пожалеешь, никто не пожалеет. Чтобы раз навсегда поставить назойливого старикашку на место, сказал с выражением:
Работа не волк. Слыхал? Не откладывай на завтра то, что можешь сделать послезавтра.
И захохотал, довольный. Тоска, так внезапно схватившая его в бассейне, отпустила, и он чувствовал себя вполне на уровне, как всегда было в предвкушении.
Не позорь
москвичей. На нас смотрят, сказал старик, посмотрев почему-то вверх.
Ефим тоже посмотрел вверх. Потолок как потолок, давно не беленный, с потеками по углам. Посмотрел по сторонам. В салончике, можно сказать, совсем было пусто, лишь несколько человек, красные после душа, сидели в креслах поодаль, остывали перед тем, как выскочить на мороз.
Ты чего, ругаться меня позвал? Подавай заявку, как положено, тогда и приходи.
С бутылкой? невинным голосом спросил старик.
Как положено.
Да у тебя уже есть одна. Нераспечатанная «Российская» в закутке-то.
Чего?! Он даже подскочил, до того это было странно слышать. Бутылка, которую он берег на крайний случай, конечно, была. Но вот закуток это его, Ефимова, тайна. За трубой, что у стены, пустое пространство, а там, в самом углу, ниша, которую ниоткуда не видно. Посветить фонариком пространство и пространство, но если подлезть под трубу да проползти в угол, сбоку обнаружатся ступеньки и этакая комнатка в рост можно выпрямиться. И дверца там маленькая, жестью обитая. Ржавая насквозь дверца, запертая на большущий замок, каких теперь и нет нигде. У кого ключ от того замка, Ефим не знал, но слесарь он или не слесарь? Было дело, поинтересовался, что за дверью. А там какой-то ход, крысиное царство, вспоминать противно. Дома-то старые, от царя Гороха стоят, может, кому-то подземный ход и нужен был. Может, какой-нибудь граф от своей старой графини по тому ходу к девкам бегал?..
Ефим покосился на старика: не тот ли граф объявился? На графа старик никак не походил, больно плюгавенький, и глаз опять же Почему искусственный глаз должен быть признаком простолюдина? Об этом Ефим не задумывался. Решил: не иначе домоуправ бывший, потому и знает про закуток. Объяснив таким образом загадку, Ефим потерял к старику интерес, мысли его снова вернулись к Гошке, который скоро должен уже явиться. Он нахлобучил шапку на непросохшие волосы и встал.