Все это старуха ловит своим взглядом и еще ее стройную фигуру, округлую и гибкую, ее очаровательные ножки, обутые в грубые башмаки, которым все равно не скрыть изящной стопы, пока девица стоит на верхней перекладине приступки. Но в старухином взгляде тоска и тревога.
Иди же, дочка, чего торчишь верхом на ограде? Не ровен час, увидит кто. У меня к тебе разговор есть. И она снова поманила девушку к себе.
Да и у меня есть к тебе разговор, матушка.
Поди сюда! приказала старуха.
Только ты на меня страху не нагоняй. Охота мне еще разок поглядеть в воду, как в зеркало.
Старуха невесело улыбнулась и сменила тон:
Будет тебе, душечка, слезай-ка вниз, дай посмотрю на тебя, хитрая ты лисичка. И опять поманила ее к себе.
Лора-Колокольчик сошла вниз и легким шагом приблизилась к двери в старухину лачугу.
Вот, возьми, сказала девушка, разворачивая фартук и протягивая кусок бекона. И еще шестипенсовик серебряный тебе дам, как соберусь идти домой.
Они прошли вдвоем в темную кухню, и старуха стала в дверях, чтобы их секретному разговору не помешало чье-нибудь внезапное появление.
Я тебя выслушаю, только наперед меня послушай, сказала мамаша Карк (я, конечно, сглаживаю ее грубое просторечие). Ты на примете у нечистой силы. О чем только фермер Лью думает, чего не зовет попа крестить тебя? Дурья башка! Ежели и нонешнее воскресенье упустит, тогда, боюсь, вовек уж не окропят тебя водицей и не осенят крестным знамением, помяни мое слово.
Ой ли! изумилась девушка. Да кто ж это приметил меня?
Большущий черный молодец, высоченный, как жердина в стогу. Ввечеру, только солнце село, выходит ко мне из лесу возле Мертвецкой Балки, ну, я-то сразу смекнула, кто он таков: идет, земли не касаясь, хоть и делает вид, будто ступает по дороге. Сперва хотел он, чтоб я взяла у него понюшку табаку, а я ни в какую, тогда стал давать мне золотую гинею, только я ведь не лыком шита. И все для чего: чтобы заманить тебя сюда вечером, да проткнуть свечу булавками и суженого твоего привадить. А про себя сказал, что он-де знатный лорд и ты, мол, пришлась ему по сердцу.
А ты что ж, отказала ему?
Для твоего же блага, дочка, заверяет ее мамаша Карк.
Так ведь все это правда, каждое словечко! кричит ей девушка в страшном волнении даже на ноги вскочила, хотя перед тем уселась чинно на большой дубовый сундук.
Правда, дочка? Вот так так, ну растолкуй мне тогда все по чести, требует старуха Карк, не сводя с нее придирчивого взгляда.
Вечор иду я домой с гулянья, со мной еще фермер Дайкс с женой и дочка ихняя, Нелл. Дошли мы вместе до перелаза и распрощались.
И ты в ночи одна-одинешенька пошла по тропе? возмутилась старуха Карк.
Да мне не страшно было, сама не ведаю почему. Мне же домой мимо старого Говартского замка идти: тут тропинка, там стена.
Знаю уж, глухая тропа. Сидела б ты вечером дома, не то пожалеешь, ох пожалеешь! Говори, чего увидала?
Да
ничего такого, мамаша, ничего такого страшного!
Голос какой-никакой слышала? Звал тебя кто по имени?
Ничего не слышала, чтоб забояться, только шум-тарарам в старом замке, отвечает ей девица. Ничего не слыхала, не видала, чтоб забояться, зато много чудного да веселого. Слышала пение и смех, издалека, это да, я даже постояла, прислушалась. Потом прошла еще чуток, и там на лугу Пай-Мег под стенами замка, от меня шагах в двадцати, не боле, я увидала большое гулянье все нарядные, в шелках да атласе, господа в бархатных кафтанах с золотым шитьем, а дамы в бусах и бусы так сверкают, что ослепнуть можно, и веера у них большущие, и лакеи у них в пудреных париках, точь-в-точь как у шерифа на задке его кареты, только эти еще в десять раз пышнее.
Прошлой ночью луна была полная, заметила старуха.
Так ярко светила, аж глазам больно, подтвердила девушка.
То не худо, что не чертом намалевано, напомнила ей старуха народную мудрость. Там ведь ручей бежит. Ты же на этой стороне была, а те на той. Звали тебя к себе, за ручей-то?
А то не звали! Да любезно так звали, так ласково! Но ты уж позволь мне самой рассказывать. Они там беседы беседовали, и смеялись, и ели, и пили из длинных чарок, и сидели все на траве, и музыка играла, а я спряталась за куст и глядела на их праздник; и вот они встали и давай плясать, и тут рослый малый я его раньше-то не приметила говорит мне: «Иди сюда, на эту сторону, потанцуй с молодым лордом, уж очень ты ему пришлась по сердцу, а лорд тот я самый и есть», и я, понятное дело, зыркнула на него исподтишка до чего же, думаю, пригожий молодец, хоть платье на нем все черное: на перевязи шпага висит и бархат на кафтане в два раза тоньше, чем в городской лавке в Голден-Фрайрзе. И он на меня снова глянул, будто невзначай, и стал говорить мне, что влюбился в меня без памяти, и, мол, с ним тут сейчас его батюшка и сестра, и все они приехали из Катстеанского замка повидать меня, а это путь неблизкий, от Голден-Фрайрза еще ехать и ехать.