«Сейчас писать больше не буду, потому что сию минуту Николай Сергеевич едет в Самару и с ним надо отправить письмо. Барышни вам кланяются. У Тресвятских очень славно, просто, мы как-то сразу сошлись, точно лет 10 жили вместе.
Юлия Васильевна здесь.
Ваш Леля».
Алексей передал письмо и закрылся в кабинете. Он мог больше откладывать. Безудержное стремление излить свою душу на бумаге он уже ничем не мог заглушить. Его увлекал сам процесс творчества, процесс создания художественной картины или хотя бы зарисовки, когда у него неожиданно возникает непреодолимая тяга к белому чистому листу бумаги, словно заставляющая его забыть все окружающее, все мелочи, развлечения, когда голова словно разбухает, переполненная образами, то туманными, расплывчатыми, то яркими, живыми. В эти минуты он готов пожертвовать всеми окружающими благами жизни ради удовлетворения этой непобедимой страсти творить, создавать. В эти минуты он чувствовал себя творцом, стоящим на целую голову выше обыкновенного человека. А сегодня потянуло его к письменному столу необыкновенное желание в слове запечатлеть образ Юли, не повседневную, с вязанием на коленях или за обеденным столом, нет, ему хотелось представить ее такой, какой она бывала во время свиданий с ним, когда они оказывались наедине, нежная и любящая. Вот и сейчас возникал перед ним ее образ, сколько любви в ее темных бархатных глазах! И мир его словно закутался в розовую пелену.
Алексей забыл все на свете. Он писал...
Легкое касание чьих-то рук вывело его из забвения, и, не поворачиваясь, он понял, что пришла Юля.
Ты что пишешь? спросила она, наклоняясь к столу и жадно всматриваясь в написанное.
Он повернулся к ней, нежно обнял ее и усадил на колени.
Юля, мне приходит иногда ужасное желание писать, творить, а ты ведь моя муза, не правда ли?
Это я-то муза, Лелька, ну, ну, ты меня уж больно идеализируешь. Я самая обыкновенная девица.
Ну нет.
Алеша, нужно гораздо проще относиться к жизни, чем ты, ведь на идеалах далеко не ускачешь, возвести на пьедестал легко, но как легко оттуда упасть и как тяжело бывает
разочарование.
Алексей задумчиво посмотрел на нее, удивленный трезвостью ее размышлений.
Ты права, Юля, конечно, нужно проще, только мне ведь трудно, слишком я большой фантазер.
Верно, ты, фантазер, сказала она. Мне скучно было, вот я и пришла. Я не помешала тебе?
Это ты-то, да ведь я про тебя и писал.
Ну дай мне прочесть, она взяла тетрадку и стала внимательно читать.
Ну вот, я так и знала. Ты не меня описал, а какую-то другую, у меня есть много недостатков, а тут как есть ни одного, и она рассмеялась грудным смехом. Ну, пиши, я пойду доканчивать вышивку, не буду тебе мешать, смотри не идеализируй.
Алексей снова углубился в работу.
Дни шли за днями. Алексей и Юля почти все время проводили вместе, и стоило им потерять друг друга на какое-то время, как тотчас же начинали скучать. Постепенно их любовь перешла в ту нежную заботливость, тихую и чистую дружбу, которая возникает у людей, хорошо узнавших друг друга и поживших вместе. Эта перемена в их отношениях особенно сказалась на Алексее, в его увлекающемся и пылком характере. Юля почти не изменилась, она только отчетливее осознала свою любовь к нему, анализировала его черты характера, указывая ему на его отрицательные стороны:
Что ж, видно, люди не без греха, а я люблю тебя, и нужно мириться, а не страдать, не мудрить. Время и жизнь впереди, если ты любишь меня, если сознаешь свои плохие стороны, значит, ты можешь исправиться.
Алексей лучше узнал ее за это время, заметив, что она никак не может привыкнуть к полной откровенности с ним, боится всего шумного, громкого, страстного. И сам становился чуть сдержаннее обычного. В письме к матери Алексей писал:
«Дорогая мам! Против моих ожиданий вместо пятнадцатого числа я приеду 23-го или 24-го, потому что двадцать второго имянины Марии Александровны и это предлог, чтобы остаться. Время проводим мы чудесно, я один кавалер на 10 или больше барышень и потому, как сыр в масле катаюсь, отношения у нас простецкие; простота
нравов замечательная с барышнями я за панибрата, они даже и не конфузятся. Об остальном ты можешь наверное догадаться, одним словом чудесно, да и только. К 22-му хотим поставить спектакль, один мы уже свалили очень удачно; мне по обыкновению пришлось прочесть только раз свою роль да два раза прорепетировать, посему во многих местах я нес галиматью, но т. к. играли водевиль, то это только увеличивало веселье. Прибавился я тут на 6 фунтов, рожа у меня сделалась круглая, как блин. Кончил уже неделю тому назад Миля, а сейчас вместо привезенного с собой Белинского читаю.какой-то роман вроде, Майн-Рида, от которого волосы становятся дыбом. По утрам мы забираемся с Ю. на диван, я с книжкой, она с вышиваньем ну она не вышивает, а я не читаю, в 12 или час у нас обед очень веселый, ибо за стол садится 10 человек, после обеда идем или гулять, или читать или на качели и уже вечером веселимся вплотную.
Мама, я сделал глупость, что не купил сапоги, тут кругом болота, да еще идут дожди чуть не каждый день, хочу купить себе в Мелекесе рублей за пять, не пропадут, все равно на коньках нужно будет кататься.