Воронин, услышав эти слова, спокойно повернулся к журналисту.
Молодой человек, сказал он по-русски, и переводчик тут же начал переводить, на фронте я весил ещё меньше, а немецкие танки были куда тяжелее вашего чемпиона. И ничего, справлялся.
Зал одобрительно зашумел, многие захлопали. Даже некоторые иностранные журналисты не сдержали улыбок старик явно умел держать удар не только на ринге, но и за его пределами.
После взвешивания боксёры должны были встретиться лицом к лицу для традиционной фотосессии. Воронин и Джексон встали друг напротив друга, глядя глаза в глаза. Разница в росте и массе была очевидной американец возвышался над советским ветераном как скала.
Фотографы щёлкали затворами, выкрикивая просьбы: «Ближе! Посмотрите в камеру! Покажите кулаки!» Боксёры послушно выполняли указания, сохраняя профессиональную невозмутимость.
И тут один из американских журналистов тот самый рыжий, который задавал провокационные вопросы на пресс-конференции крикнул:
Джексон, не бойся ударить посильнее! Советские ветераны привыкли падать!
Зал замер. Это была явная провокация, переходящая все границы приличия. Переводчик не стал переводить эти слова, но смысл был понятен по интонации. Коробов побледнел, готовясь к дипломатическому скандалу.
Воронин медленно повернулся к журналисту, но не успел ничего сказать. Джексон неожиданно шагнул вперёд и заговорил, чётко и громко:
Я не знаю, кто вы и какое издание представляете, сказал он по-английски, но вы позорите американскую прессу и мою страну. Господин Воронин ветеран войны, чемпион и уважаемый человек. Если у вас нет уважения к старшим, покиньте зал.
Это заявление вызвало овацию. Советские зрители аплодировали американскому боксёру, явно не ожидав от него такого благородства. Коробов с облегчением выдохнул.
Но напряжение только нарастало. Рыжий журналист, вместо того чтобы извиниться, крикнул что-то ещё более оскорбительное теперь уже в адрес обоих боксёров. Воронин, услышав это, резко двинулся в сторону журналиста, но Джексон оказался быстрее.
Американский чемпион в два шага оказался рядом с журналистом, схватил его за лацканы пиджака и приподнял над полом.
Ещё одно слово, и ты вылетишь отсюда вместе со своей аккредитацией, процедил он сквозь зубы. Понял?
Журналист побледнел
был в 55-м. Он улыбнулся воспоминаниям. Клавдия никогда не смотрела мои бои вживую. Говорила, что сердце не выдержит. Но потом всегда расспрашивала обо всех деталях.
Я помню, как она сидела у радио во время твоего последнего чемпионата, сказала Елена, присоединяясь к ним. Бледная, сжимает кулачки, а сама глаз не открывает от страха. А когда объявили, что ты победил, закричала так, что соседи прибежали.
Они стояли вокруг могилы три поколения семьи Ворониных и делились воспоминаниями об Клавдии, словно она была среди них. Маленькая Маша слушала, широко раскрыв глаза, впитывая семейную историю.
Дед Миша, наконец сказала она, а ты правда не боишься завтрашнего боя?
Воронин посмотрел на правнучку, затем перевёл взгляд на фотографию жены.
Знаешь, Машенька, медленно ответил он, на войне я понял одну важную вещь: страх не в том, что может случиться с тобой. Настоящий страх это когда ты боишься за других. Когда я шёл в атаку, то боялся не пули, а того, что подведу товарищей. Он положил руку на плечо девочки. Завтра я боюсь не проиграть, а разочаровать вас. Но потом я вспоминаю, что вы любите меня не за победы. И страх отступает.
Маша серьёзно кивнула, принимая эту мудрость.
Ты никогда нас не разочаруешь, папа, тихо сказала Елена. Ты уже выиграл самый главный бой выжил на войне и вырастил нас.
Воронин крепко обнял дочь, затем обвёл взглядом всю семью.
Спасибо вам, сказал он. За то, что вы есть. За то, что поддерживаете старика в его безумных затеях. Он снова посмотрел на фотографию жены. Клавдия бы сказала мне сейчас: «Не смей проигрывать, Михаил. Но и не смей рисковать понапрасну». И была бы права, как всегда.
Они постояли ещё немного в тишине, потом медленно двинулись к выходу. Воронин шёл последним, оглянувшись напоследок на могилу жены.
До встречи, Клавдушка, прошептал он. Я постараюсь не подвести. Как всегда.
***
В гостиничном номере Тайрона Джексона царило напряжение. Чемпион сидел перед телевизором, внимательно изучая видеозапись старых боёв Воронина, которые с трудом раздобыл его тренер. Качество было плохим чёрно-белая плёнка 50-х годов, нечёткое изображение, скачущий звук. Но даже через эти технические несовершенства проступала мощь и техника советского боксёра в те уже не молодые годы.
Смотри, как он уходит от левого бокового, комментировал Билл Хейман, тренер Джексона. Движение минимальное, но эффективное. И сразу контратака.
Это было тридцать лет назад, Билл, напомнил Джексон. Сейчас он старик.
Опасный старик, возразил тренер. Ты видел, что он сделал с тем журналистом? Молниеносный удар, точно в солнечное сплетение. Рефлексы у него всё ещё работают.
Джексон задумчиво потёр подбородок. Утренний инцидент заставил его переосмыслить отношение к предстоящему бою. Он приехал в СССР, готовясь к схватке с молодым боксёром Высоцким, и был раздражён, когда узнал о замене. Бой с пожилым ветераном казался ему пустой тратой времени, даже своего рода оскорблением. Но теперь, увидев Воронина в действии, пусть и не на ринге, он начал сомневаться в своей первоначальной оценке.