Я недооценил его, признал Джексон. Но всё равно, Билл. Пятнадцать килограммов разницы в весе. Сорок лет разницы в возрасте. Какие шансы у него против меня?
В боксе всегда есть шанс, философски заметил Хейман. Особенно если в перчатке опыт и отчаянная решимость. Он указал на экран, где Воронин отправлял в нокаут очередного соперника. Посмотри на его глаза. Видишь этот взгляд? Это взгляд человека, который не знает слова «сдаться».
Джексон внимательно всмотрелся в чёрно-белое изображение. Действительно, даже через зернистую плёнку старой хроники пробивалась та стальная решимость, которую он заметил в глазах Воронина и сегодня, на взвешивании.
Хорошо, наконец сказал он. Я буду относиться к нему как к серьёзному сопернику. Но это не значит, что я поддамся. Бой есть бой.
Никто и не просит тебя поддаваться, строго сказал Хейман. Это было бы оскорблением для такого бойца. Просто не расслабляйся. Старые волки кусаются больнее молодых, если им дать шанс.
Джексон кивнул и вернулся к просмотру. На экране молодой Воронин двигался с удивительной лёгкостью, его удары были точными и мощными. Американец невольно восхищался техникой советского боксёра.
Его называли «Сталинградский молот», сказал Хейман. За правый кросс. Говорят, он мог отправить в нокаут быка.
Раунд 5
А когда под Сталинградом в окружении были, находил силы? строго спросила она. Когда раненый из-под обстрела товарищей вытаскивал, силы были? Найдёшь силы и сейчас. Она погладила его по щеке. Тем более, друзья не поймут.
Воронин оглянулся и с удивлением увидел, что вокруг скамейки собрались его фронтовые товарищи те, кто не вернулся с войны и те, кто погиб уже после. Молодые, в выцветших гимнастёрках, они улыбались ему и начали скандировать:
Во-ро-нин! Во-ро-нин! Во-ро-нин!
И этот призрачный хор постепенно сливался с реальным, доносящимся откуда-то издалека:
Во-ро-нин! Во-ро-нин! Во-ро-нин!
Мне пора, да? спросил он Клавдию.
Пора, Миша, кивнула она. Ещё увидимся, но не сегодня. Сегодня у тебя другое дело.
Она наклонилась и поцеловала его. Её губы были тёплыми и реальными, и от этого прикосновения Воронин почувствовал прилив сил.
Мир вокруг начал расплываться, кладбище исчезало, а скандирование становилось всё громче...
...восемь, девять...
Воронин резко открыл глаза. Он лежал на настиле ринга, а над ним нависал рефери, отсчитывающий нокдаун. Трибуны скандировали его имя, и этот гул наполнял зал Дворца спорта «Лужники».
Старый боксёр медленно встал на одно колено и решил что это тот самый момент когда стоит перекреститься. Эх, Господи, ещё повоюем, есть ты, или нет. А затем, с видимым усилием, поднялся на ноги.
Джексон, стоявший в нейтральном углу, увидев это, улыбнулся и выкрикнул в сторону своего тренера:
Я хочу в его возрасте быть таким же!
Весь зал встал и зааплодировал. Советский комментатор, не скрывая восторга, говорил в микрофон:
Дамы и господа, мы становимся свидетелями исторического момента! Сейчас советскому духу аплодирует весь мир! Это уже победа, это невозможно, нигде в мире, кроме нашей страны, такое не увидишь!
Рефери проверил состояние Воронина, заглянул ему в глаза, убедился, что тот может продолжать бой, и дал сигнал к возобновлению поединка.
Когда прозвучал гонг, означающий конец раунда, к углу Воронина подбежала вся его семья. Правнучка Машенька протиснулась вперёд и схватила его за руку.
Дед, ты всё доказал! горячо сказала она. Всему миру доказал! Они все нас теперь бояться будут. Если в семьдесят у нас так бьются, то что тогда молодые творят?
Воронин улыбнулся, чувствуя, как кровь течёт из рассечённой брови.
Какая же ты смышлёная, Машка, сказал он, глядя на внучку с гордостью.
Потом повернулся к Алексею, который обтирал его полотенцем и обрабатывал раны.
Алёша, дай мне минуту, тихо сказал он. Чтобы не случилось, минуту, и останавливай бой. Умирать будем не сегодня. Но автограф наш оставим.
Алексей кивнул, понимая, о чём говорит дед. Он знал, что старик хочет закончить бой достойно, показав всё, на что способен, пусть даже ценой последних сил.
Раунд 6
«Последняя минута в жизни, думал Воронин, глядя на приближающегося Джексона. Всё, что знал, все, кого знал, всё, за что воевал всё в неё. За родину, за семью, за всех».
Советский комментатор взорвался эмоциями:
Невероятно! Воронин словно помолодел! Это уже не семидесятилетний ветеран, это тот самый «Сталинградский молот», которого мы помним по хроникам пятидесятых! Молниеносный, точный, беспощадный!
Джексон, почувствовав перемену в противнике, тоже начал боксировать на пределе возможностей, но было заметно, что он прихрамывает на правую ногу травма, полученная в предыдущих раундах давала о себе знать.
Начался неистовый обмен ударами. Весь зал поднялся на ноги. Наступила поразительная тишина, и только шлепки ударов перчаток о тела боксёров нарушали её, словно метроном, отсчитывающий такты этого странного, героического танца.
Воронин двигался так, как не двигался уже десятилетия. Каждый его удар был выверен десятилетиями опыта, каждое движение отточено тысячами тренировок и десятками реальных боёв. В какой-то момент он поймал Джексона идеальным правым кроссом своим коронным ударом, который когда-то принёс ему прозвище «Сталинградский молот».