И он взялся за шляпу.
Куда же ты?
К Асанову.
Я вскочил с дивана.
Да я тебе не позволю. Помилуй! как можно! Что он подумает?
Пасынков поглядел на меня.
А по-твоему, разве лучше дать этой глупости ход, себя погубить, девушку опозорить?
Да что ты скажешь Асанову?
Я постараюсь вразумить его, скажу, что ты просишь у него извинения
Да я не хочу извиняться пред ним!
Не хочешь? Разве ты не виноват?
Я посмотрел на Пасынкова: спокойное и строгое, хотя грустное выражение лица его меня поразило; оно было ново для меня. Я ничего не отвечал и сел на диван.
Пасынков вышел.
С каким мучительным томлением ожидал я его возвращения! С какой жестокой медленностью проходило время! Наконец он вернулся поздно.
Ну что? спросил я робким голосом.
Слава богу! отвечал он, всё улажено.
Ты
был у Асанова?
Был.
Что он? чай, ломался? промолвил я с усилием.
Нет, не скажу. Я ожидал больше Он он не такой пошлый человек, каким я почитал его.
Ну, а кроме его, ты ни у кого не был? спросил я погодя немного.
Я был у Злотницких.
А!.. (Сердце у меня забилось. Я не смел взглянуть Пасынкову в глаза.) Что ж она?
Софья Николаевна девушка благоразумная, добрая Да, она добрая девушка. Ей сначала было неловко, но потом она успокоилась. Впрочем, весь наш разговор продолжался не более пяти минут.
И ты ей всё сказал обо мне всё?
Я сказал, что было нужно.
Мне уж теперь нельзя будет больше ходить к ним! проговорил я уныло
Отчего же? Нет, изредка можно. Напротив, ты должен к ним непременно пойти, чтоб не подумали чего-нибудь
Ах, Яков, ты меня теперь презирать будешь! воскликнул я, чуть сдерживая слезы.
Я? презирать тебя?.. (Его ласковые глаза затеплились любовью.) Тебя презирать глупый человек! Разве тебе легко было? Разве ты не страдаешь?
Он протянул мне руку, я бросился к нему на шею и зарыдал.
Спустя несколько дней, в течение которых я мог заметить, что Пасынков был очень не в духе, я решился, наконец, пойти к Злотницким. Что я чувствовал, вступая к ним в гостиную, это словами передать трудно; помню, что я едва различал лица, и голос прерывался в груди. И Софье было не легче: она видимо принуждала себя заговаривать со мною, но глаза ее так же избегали моих, как мои ее, и в каждом ее движении, во всем существе проглядывало принуждение, смешанное что таить правду? с тайным отвращением. Я постарался как можно скорее избавить и ее и себя от таких тягостных ощущений. Это свидание было, к счастью, последним перед ее браком. Внезапная перемена в судьбе моей увлекла меня в другой конец России, и я надолго простился с Петербургом, с семейством Злотницких и, что мне было всего больнее, с добрым Яковом Пасынковым.
Однажды весной, проезжая по делам службы через небольшой уездный городок одной из отдаленных губерний восточной России, я сквозь тусклое стеклышко тарантаса увидел на площади, перед лавкой, человека, лицо которого мне показалось чрезвычайно знакомым. Я вгляделся в этого человека и, к немалой своей радости, узнал в нем Елисея, слугу Пасынкова.
Я тотчас велел ямщику остановиться, выскочил из тарантаса и подошел к Елисею.
Здравствуй, брат! проговорил я, с трудом скрывая волненье, ты здесь с своим барином?
С барином, возразил он медленно и вдруг воскликнул: Ах, батюшка, это вы? Я и не узнал вас!
Ты здесь с Яковом Иванычем?
С ним, батюшка, с ним А то с кем же?
Веди меня скорей к нему.
Извольте, извольте! Сюда пожалуйте, сюда Мы здесь в трактире стоим.
И Елисей повел меня через площадь, беспрестанно приговаривая: «Ну, как же Яков Иваныч обрадуется!»
Этот Елисей, калмык по происхождению, человек на вид крайне безобразный и даже дикий, но добрейшей души и неглупый, страстно любил Пасынкова и служил ему лет десять.
Как здоровье Якова Иваныча? спросил я его.
Елисей обернул ко мне свое темно-желтое личико.
Ах, батюшка, плохо плохо, батюшка! Вы их не узнаете Недолго им, кажется, остается на свете пожить. Оттого-то мы здесь и засели, а то мы ведь в Одессу ехали лечиться.
Откуда же вы едете?
Из Сибири, батюшка.
Из Сибири?
Точно так-с. Яков Иваныч там на службе состояли-с. Там они и рану свою получили-с.
Разве он в военную службу поступил?
Никак нет-с. В статской служили-с.
«Что за чудеса!» подумал я. Между тем мы подошли к трактиру, и Елисей побежал вперед доложить обо мне. В первые годы нашей разлуки мы с Пасынковым переписывались довольно часто, но последнее письмо его я получил года четыре назад и с тех пор ничего не знал о нем.
Пожалуйте-с, пожалуйте-с! кричал мне Елисей с лестницы. Яков Иваныч очень желают вас видеть-с.
Я поспешно взбежал по шатким ступеням, вошел в темную, маленькую комнату и сердце во мне перевернулось На узкой постели, под шинелью, бледный как мертвец, лежал Пасынков и протягивал мне обнаженную, исхудалую руку. Я бросился к нему и судорожно его обнял.
Яша! воскликнул я наконец, что с тобой?
Ничего, ответил он слабым голосом, прихворнул немного.
Ты каким случаем сюда попал?
Я сел на стул подле постели Пасынкова и, не выпуская его руки из своих рук, начал глядеть ему в лицо. Я узнал дорогие мне черты: выражение его глаз, его улыбка не изменились; но что с ним сделала болезнь!