Павел много чего хочет, усмехнулся старшина. Но помочь ему в этом деле
я не могу. У командира орудия, коим я являюсь, нет таких прав, чтобы взять в свою батарею сына.
Майор, однако, возразил, заметив, что есть такое право у других, кто в силах отдать такой приказ.
Я уже подумал, как это можно сделать... Но сейчас разговор о другом... Он взял письмо и отдал его старшине. Павел просил передать его вам. Прочтите, а я выйду во двор перекурить. Вероятно, у вас появятся вопросы...
Шпак надорвал конверт и, вынув вдвое свёрнутый лист, развернул его и стал читать:
«Батя, привет, дорогой! Горе ворвалось в нашу семью умерла наша любимая мама, и я ездил в Саратов хоронить её. Телеграмму о смерти мамы прислал мне отец Люси, а тебе дать знать он не мог, так как не знал твоего армейского адреса.
Ну что тебе ещё сказать? Наплакался я там, в Саратове, вдоволь. Мама могла бы ещё пожить, но не судьба подвело сердце. Ты же знаешь, она часто болела. Что поделаешь! Пусть земля ей будет пухом... А так всё у нас по-старому. Люся ещё не родила. Видимо, в августе нас выпустят. Говорят, все поедем на фронт, но на какой не говорят. Береги себя, батя, не лезь в пекло.
Целую. Твой Павел.
P.S. В академию приезжал майор Лавров Юрий Павлович. Мне и Люсе он понравился. Когда уезжал, я черкнул короткое письмецо. Прости, что мало написал, на душе горечь...»
В блиндаж вошёл майор Лавров, присел рядом.
Ну, что скажешь, Василий Иванович? спросил он, заметив, как разволновался старшина.
Осиротели мы с Павлом, глухо промолвил Шпак. Моя жена Зара Фёдоровна, а его мать, умерла.
Майор горько усмехнулся.
Да, потеря велика, и я тебе сочувствую.
Обидно до слёз, что я не проводил её в последний путь, грустно выговорил Шпак, и Лавров уловил в его голосе отчаяние.
Какое-то время майор молчал, потом достал из полевой сумки фотокарточку. На ней была заснята молодая девушка, у неё были большие тёмные глаза и заразительная улыбка.
Кто это? спросил старшина, зацепив фото краем глаза.
Моя дочь... Лавров глубоко вздохнул, ощутив в душе холодок. Ей было пятнадцать лет. В прошлом году я её потерял. Голос у майора сорвался, но Шпак сделал вид, что не заметил этого. Во время налёта «юнкерсов» на Сталинград бомба попала во двор школы, погибло пять учеников, в их числе и моя Света. Я тоже не был на её похоронах наш полк в это время отбивал атаку фашистских танков в районе тракторного завода. Он с минуту помолчал, словно что-то вспоминая, и добавил: Это фото дочери я ношу с собой. Никак не могу привыкнуть к тому, что Светы нет.
У вас ещё есть дети? спросил Шпак после некоторого молчания.
Нет, Василий Иванович, может, ещё будут, но пока нет. А без детей такая скука, ты не представляешь...
Майор ушёл с горькой улыбкой на озабоченном лице. Глядя ему вслед, Шпак взгрустнул. Кто бы мог подумать, что в семье у Лаврова горе? Старшина постоял, о чём-то размышляя, потом шагнул к выходу из блиндажа. Неожиданно он вспомнил медсестру, и его кольнула мысль: откуда Мария знает Фёдора Кошкина? Где они познакомились? Может, втихую встречается с ним, а ему, старшине, глазки строит? Шпак не знал, какое чувство вспыхнуло в нём, едва припомнил свой разговор с медсестрой. Не ревность ли в нём пробудилась? И что теперь ему делать? «Впрочем, её дело с кем встречаться и кого любить. Да и кто я такой, чтобы попрекать Машу? размышлял Шпак. Я ей не муж и не брат, она мне не жена, пусть живёт так, как ей хочется».
И вновь мысли его вернулись к жене Заре. Ушла из жизни как-то неожиданно, точно молния блеснула на небе, и нет её. Шпак вынул из кармана последнее письмо жены, которое получил на прошлой неделе. Она, видно, чувствовала, что не дождётся мужа с фронта, поэтому писала о том, чем жила её смятенная душа. Его глаза, слегка затуманенные, неторопливо бегали по неровным строчкам:
«Васёк, дорогой мой человек! Пишу тебе, а в глазах слёзы, но почему, и сама не знаю. Сегодня утром проснулась рано, а сердце стучит молотом, начала кружиться голова, появилась тошнота. Вызвала «скорую помощь», она приехала, и врач сделал мне укол. Стало легче. Если случится ещё такой приступ, не быть мне живой. Ты, пожалуйста, не волнуйся, но я хочу, чтобы ты знал: меня даже в минуты сердечного кризиса не покидала мысль о тебе. Как ты там, здоров ли, не ранен?..
Прожили мы с тобой в мире и согласии много лет. Бывало, ссорились, но знай, Вася, я так любила тебя!.. Если со мной что-то случится, ты позаботься о нашем сыне, в нём есть и моя кровинка. Павел уже взрослый, скоро наденет форму офицера, но он молод, и ему нужна твоя поддержка, особенно сейчас, когда идёт такая кровавая война. Ты уж и себя побереги, Васёк. Ну а если я что-то сделала не так, прости, дорогой. Всего тебе доброго, милый!
Целую. Твоя Зара».
Шпак кончил читать письмо и почувствовал, какими влажными стали его глаза. Он не хотел, чтобы его кто-то увидел таким взволнованным, и поспешил уединиться под развесистой ивой, достал из кармана фотокарточку жены и начал её разглядывать. Зара сидела во дворе дома весёлая и кому-то широко улыбалась. Она была такой милой! У него сдавило сердце, даже стало трудно дышать. «Как я буду без тебя жить, Зара? мысленно говорил Шпак жене, ощущая в душе пустоту и безвыходность. Я так тебя люблю! Он весь напрягся, до боли закусил губы. Кончится война, я приеду домой и стану жить в четырёх стенах. Каково мне будет одному?..»