Наводить пушку на цель дело лёгкое, но весьма деликатное, у тебя оно получается неплохо. А вот если станешь подавать снаряды, силёнок не хватит. Что, будешь возражать?
Потому я и не стал заряжающим, усмехнулся боец. Но если придётся в бою это делать, силы в себе найду.
У орудия куском ветоши вытирал снаряды заряжающий. Увидев командира расчёта, он мигом выпрямился, поправил ремень и, одёрнув гимнастёрку, вытянул руки вдоль туловища. Он успел заметить, что взгляд у старшины суровый, хотя в карих глазах светились смешинки.
Игнат, глухим голосом заговорил Шпак, болячка у меня под мышкой вскочила, левую руку не поднять. Схожу в санчасть, так что остаёшься за меня, ясно?
Слушаюсь, товарищ старшина! откозырял ефрейтор и добавил: Чистку снарядов закончу стану замок орудия смазывать.
Хорошо, Игнат, не то фрицы вот-вот начнут атаку и всем нам хватит дел по самое горло. Шпак на минуту о чём-то задумался. А чего вчера утром ты был такой грустный, а? Кто-нибудь обидел?
Никак нет, товарищ старшина, зарделся заряжающий. Плохую весточку из дома получил... Он замялся, размышляя, надо ли продолжать. Старшина уловил на полном лице бойца растерянность и тронул его за плечо.
Скажи, я слушаю. Боль, Игнат, никак нельзя носить в себе, она точит душу, а там и до беды недалеко.
Ефрейтор поднял на старшину глаза, в них читалась едва скрываемая тревога.
Невеста моя, Наташа, обещала меня ждать, а сама вдруг добровольно пошла в медсёстры...
Так это здорово, Игнат, она тоже, как и ты, защищает свою Родину от фашистов! воскликнул Шпак. Ему даже стало отчего-то весело.
Да, жёстко прервал его заряжающий, моя Наташа успела попасть на фронт, и её ранило в бою. Теперь лежит в каком-то госпитале. Даже маме моей не написала,
как к ней приехать. Хуже того, долго скрывала своё ранение, не хотела, чтобы я об этом узнал.
Сочувствую тебе, Игнат, но если всё-таки дала о себе знать твоей маме, значит пошла на поправку, убеждённо заявил старшина. Так что она тебе ещё напишет, вот увидишь. Сообщит адрес полевой почты, и ты узнаешь, где она лечится.
Шпак повернулся и хотел было идти, но к нему подскочил рядовой Сергей Буряк. Он наведывался на соседнюю батарею, где служил наводчиком его земляк, и, возвращаясь к себе, зашёл в штаб полка, куда приходила почта. Пилотка пирожком лежала у него на голове и почему-то без звёздочки.
Ты что, хлопец, проглотил её? с ехидцей в голосе спросил старшина.
Буряк залился краской, начал говорить, что, наверное, потерял звёздочку, когда пробирался к штабу сквозь колючие кусты дикого шиповника. Но у него есть другая звёздочка, она там, в окопе.
Прикрепи её, а я подожду, распорядился Шпак.
Солдат сиганул в окоп, задел ногами бруствер, и облако пыли взметнулось над головой старшины. Он выругался:
Как будто с цепи сорвался, дьявол...
Не прошло и минуты, как наводчик вылез из окопа. На его пилотке сияла красная звёздочка. Старшина остался доволен, его суровое лицо расплылось в добродушной улыбке.
Теперь вижу, что ты боец Красной армии, её щит и надежда!
В ответ Буряк вынул из кармана брюк помятый конверт и отдал его Шпаку.
Вам письмо, товарищ старшина, из города Самарканда. Если не секрет, кто там у вас живёт?
Кто? двинул тяжёлыми бровями старшина. Павка, сын мой. Учится в Артиллерийской академии имени Дзержинского.
Неужто? удивился Буряк. Вы что-то напутали. Эта самая академия находится в Москве.
Не я напутал, а ты, Сергей, ворчливо возразил старшина. Уж я-то хорошо знаю, потому как своего сына туда провожал. Поначалу эта самая артакадемия находилась в Ленинграде, перед войной её передислоцировали в Москву, а когда началась война перевели в Самарканд. Ничего городишко, сыну нравится, правда, климат там жаркий. У нас тут под Курском тоже вовсю печёт солнце, а в Самарканде всё лето оно гуляет вовсю. Кстати, ты там не был? с усмешкой спросил старшина.
У бойца прыгнули к переносью брови.
Я родом из Истры, есть такой город под Москвой, пояснил он. В сорок первом там мой отец сражался, в 16-й армии генерала Рокоссовского. Слыхали о нём?
Шпак усмехнулся.
А как же не слыхать! Я тоже воевал под Москвой, там меня и подбили фрицы в ногу. Подлечился в госпитале и снова попал на фронт. Воевал в армии генерала Чуйкова, наглотался в боях дыма и огня под завязку. Из боёв не вылезал. А вот не судьба погибнуть. Ни одна пуля меня не укусила, даже царапины на теле нет.
Да, крепко вам досталось, Василий Иванович. Буряк поднял белёсые брови. А вот я молодо-зелено, а?
Это не так, усомнился старшина. У тебя уже есть некоторый боевой опыт. И ещё прибавится, когда снова начнутся бои...
А может, и не прибавится: шарахнет пуля или осколок, и хана мне, усмехнулся Буряк.
А ты старайся упредить врага, не дать застать себя врасплох, заявил Шпак. Вражину убей, а сам живым останься. Ладно, пойду прочту, что мне сынок пишет. Скука по нему у меня страшная...
Понятное дело, кровинка в нём ваша, товарищ старшина, грустно вздохнул Буряк, и его худощавое лицо вмиг посерело, словно его накрыла дождевая туча.
Усевшись в тени пушки, Шпак достал из конверта листок и, развернув его, начал про себя читать: