И кто же тебе все карты спутал? не унимался Карпов.
А вот послушайте, Игорь Михайлович. Кольцов лукаво повёл бровью, а в глазах появились чёртики. Сижу я на лавке у вокзала и жду, когда объявят посадку на мой поезд. День выдался солнечный. Вдруг к вокзалу подъезжает «газик», и из него выходит генерал в форме артиллериста. Постоял с минуту, увидел меня, и не успел я загасить папиросу, как он оказался рядом. Я резво встал и отдал ему честь. А в голове шевельнулась мысль: «На западном пути стоит воинский эшелон с груженными на платформы орудиями. Наверняка генерал связан с этим эшелоном». И тут я дерзко спросил его, с какого фронта он прибыл.
А тебе зачем, капитан? спросил генерал с ухмылкой на полном розовощёком лице. Он был широкоплеч, глаза так и сверкали. Может, ещё спросишь, женат я или нет? Сам-то здесь как очутился?
Я ответил, что выписался из госпиталя, долго лечился, мне сделали две операции. А теперь еду в Горький домой: госпиталь предписал мне месяц отдыха. Потом он спросил, кем я был на фронте.
Конечно же, артиллеристом, командовал расчётом противотанкового орудия. Воевал под Москвой, Сталинградом и на Курской дуге, где и был ранен. Да, чуть было не забыл, спохватился я. Исполнял должность командира батареи...
Я вижу, вы вояка с опытом, улыбнулся генерал.
Есть немного, смутился я, хотя не знаю почему.
Я говорил ему обо всем, что делал на фронте. И вдруг генерал сказал то, что вызвало в моей душе бурный восторг, хотя я старался не выдать своего волнения:
Хочешь, возьму тебя на должность командира дивизиона противотанковых пушек? В моей армии есть два артполка, а вот кадров на все батареи не хватает.
Я принимаю ваше предложение, товарищ генерал. Но как быть с моим отпуском? В Горьком меня ждёт семья.
Так ему и сказал? В голосе полковника звучала странная настороженность, видимо, он не верил Кольцову.
Если честно, то я слукавил, Игорь Михайлович, признался майор. Жена мне давно не пишет, я не знаю, где она и что с ней. Но генералу я об этом не поведал, боялся, что не возьмёт в артполк.
В отпуск ты сейчас не поедешь, вполне серьёзно заявил генерал. И билет тебе надо сдать в железнодорожную кассу. Мне пора идти к начальнику воинского эшелона, утрясти вопросы разгрузки боевой техники и боеприпасов, а ты тем временем сходи на вокзал. Жди меня на этом месте. Понял?
Понял, ответил, но когда же я съезжу в Горький хотя бы на неделю?
Освоишь свою новую должность,
научишь своих артиллеристов метко поражать вражеские танки и тогда съездишь. Генерал достал из кармана шинели папиросы «Наша марка» и закурил. Хочешь?
Не откажусь, сказал я, и генерал вынул из пачки вместо одной три папиросы.
Он сдержал своё слово насчёт твоей должности? поинтересовался Карпов.
Да. Принял дела командира дивизиона противотанковых орудий и с головой ушёл в работу: то проводил учения своих расчётов, то учил людей поражать цель с первого выстрела. Словом, о поездке в Горький я лишь мечтал... А фронт продвигался с боями всё дальше. Нашу армию вывели из резерва, и нам предстояли жаркие схватки с врагом. Мои подчинённые горели желанием скорее сражаться с фашистами на поле боя, мол, тогда у них будет больше практики. Когда мне в июне сорок четвёртого присвоили звание майора, я попросил командира полка отпустить меня в Горький по семейным обстоятельствам, потом многозначительно добавил:
Командарм обещал мне отпуск...
Хорошо, Кольцов, я переговорю с ним. А кого оставишь за себя? У тебя в подчинении не батарея, а целый дивизион!
Капитана Фёдора Кошкина. Я его знаю давно, ещё когда он был лейтенантом. В минувшем бою его батарея уничтожила пять немецких танков.
Не возражаю, кивнул головой в знак согласия командир полка. Но в день отъезда, разумеется, если генерал даст тебе «добро», зайди ко мне с Кошкиным. Я желаю с ним поговорить...
На другой день мне уже выдали проездные документы, и вот я у вас, Игорь Михайлович. Кольцов зевнул. Извините, товарищ полковник, я ночью почти не спал. Разные думы бродили в голове. На часок вздремнул, и приснился мне сон, будто моя Галя стоит на берегу Волги, улыбается и машет мне рукой. Я бросился к ней, а она куда-то исчезла...
Карпов звонко засмеялся.
Вещий сон, Пётр Сергеевич!
Кольцов снова заговорил. Карпов слушал его не перебивая. Теперь речь шла о генерале.
Вот такого командира я готов прикрыть в бою!
Закурили, и Карпов, с минуту попыхтев папиросой, спросил:
Скажи, Пётр Сергеевич, что тебя особо волнует?
Семья! громко произнёс майор. Моя жена была в положении, родила ли она...
Родила! Выстрелом прозвучало это слово.
Да? вскинулся майор, и его грустное лицо вдруг осветилось улыбкой, словно на него упал солнечный луч. Откуда вы знаете?
Одну минуту, Пётр Сергеевич.
Карпов подошёл к столу и открыл ключом правый ящик, где хранились письма его родных и близких, ветеранов, ушедших в запас по ранению. Тут находилась и та заветная телеграмма... Он извлёк из папки листок и вручил его майору.
Вот, прочти... Телеграмма пришла в полк, когда тебя увезли в госпиталь. Старшина Шпак собрался ехать к тебе, чтобы отдать эту волнующую весточку, но не успел. Нам сообщили, что санитарную машину разбомбил «юнкере» и все, кто в ней был, погибли. Но оказалось, что ты, Пётр Сергеевич, выжил... А тогда все мы были в шоке: погиб наш лучший артиллерист Пётр Кольцов! Не хотелось в это верить... Полковник сделал паузу. Потом о твоей гибели я доложил командарму, а заодно спросил, могу ли я послать в Горький старшину Шпака, чтобы он отвёз жене капитана Кольцова вещи её мужа и помог ей так, если она в чём-то нуждается.