Вы куда сейчас едете? торопливо спросил Шпак.
В свой штаб. А что?
Очень прошу вас, подбросьте меня в санбат! Мне надо сына увидеть...
Ладно, поедем, отрывисто бросил Карпов.
Санбат находился на окраине села, и доехали они быстро.
Василий Иванович, ты иди к сыну, а я поеду, у меня совещание, и я не хочу опаздывать, сказал Карпов.
Вас понял, товарищ полковник. Шпак вылез из машины.
Едва старшина вошёл в санбат, как дежурный врач спросил, к кому он пришёл.
Сын тут мой, Павел Шпак, можно к нему? спросил старшина и почувствовал, как от волнения у него забилось сердце.
Врач чуть приоткрыл дверь и кивнул в сторону коек:
Лейтенант Павел Шпак лежит на крайней койке у окна.
Понял, произнёс старшина. Ранение у него серьёзное?
Я его не осматривал, не могу сказать. Мой коллега вот-вот приедет, спросите у него.
«Что-то темнит дежурный», выругался в душе старшина, но ему ничего не сказал.
Батя, ты? спросил Павел, когда Шпак подошёл к нему.
Я, сынок. Старшина нагнулся и поцеловал его в щёку. Она была холодной, как утренняя роса. Шпак-старший присел на табуретку. Что с тобой?
Ранен. Павел чуть приподнял голову. Ходил с ребятами в дозор, ну и напоролись на немецкую засаду. Завязался бой. Я лишь успел швырнуть в окоп гранату, где сидели фрицы, и тут меня подстрелили. Наверное, в плече пуля осталась...
Да у тебя, сынок, и губы посинели, тихо промолвил старшина.
Если пуля там, то меня будут оперировать, словно не слыша отца, проговорил Павел. А как у тебя дела? Майор Лавров сообщил мне, что ты уехал в командировку в Горький и что посылал тебя лично полковник Карпов так, да?
Был я не только в Горьком, но и в Саратове, вздохнул старшина.
Он рассказал Павлу, чем это было вызвано и почему он перевёз жену и сына погибшего капитана Кольцова в свой дом.
Ты, надеюсь, не против? спросил старшина.
Нет, отец. Моя Люся живёт у своего отца. Пишет, что он ей очень помогает и они больше не ссорятся. Кстати, ты был у моей жены?
Шпак-старший сказал, что времени у него было в обрез, он, к большому сожалению, заехать к ней не мог.
А вот Даша, моя сестра, сообщила, что Люся родила дочь.
Значит, дочь, а мне так хотелось сына, тихо промолвил Павел. Да, не скоро теперь, видно, я увижу своё дитя...
Почему так думаешь?
Если мне будут делать операцию, то ещё неизвестно, как она пройдёт, с напряжением сказал Павел. Пуля-то сидит во мне?
Не переживай, тут у нас отменные хирурги, твою пулю, если она там, мигом вынут, и ты пойдёшь на поправку, успокоил его старшина и нагнулся, чтобы поправить бинт на своей ноге.
Павел увидел это и спросил:
Ты ранен, батя?
Шпак-старший усмехнулся.
Понимаешь, рубил дрова, топор скользнул и задел ногу. В санчасти старшая медсестра Маша сделала мне перевязку.
Маша с золотыми серёжками в ушах? спросил Павел.
Да, а ты что, познакомился с ней?
Нет. Когда меня положили, она приезжала сюда, подходила ко мне, но ничего не сказала. Тогда я спросил, как её зовут. Она улыбнулась и ответила: «Маша, я из санчасти».
Павел помолчал, о чём-то размышляя, потом вдруг поинтересовался:
Тебе нравится Маша?
С чего ты взял? удивлённо пожал плечами старшина.
В его голосе Павел уловил ноты разочарования и, чтобы смягчить ситуацию, небрежно бросил:
Мне так показалось...
Лицо у Павла пошло белыми пятнами, нос заострился, и по всему было видно, что ему сейчас нелегко, что разговаривает он с усилием, с каким-то внутренним напряжением. «Ему трудно, и боль у него сильная, но бодрится, будто не рана в плече, а царапина», не без горечи подумал Шпак-старший. Но спросил он совсем о другом:
Как у тебя прошёл первый бой?
Страха у меня не было, но поджилки тряслись. Павел горько, через силу улыбнулся. Но когда «тигр» пальнул по нашей батарее и снаряд разорвался метрах в десяти от орудия, я понял, что тут не до шуток, сам рванулся к прицелу, навёл орудие на «тигра» и выстрелил...
И промах, усмехнулся старшина.
А вот и нет! воскликнул Павел. Снаряд угодил в траки и разорвал их. Немец стал крутиться на месте, как подстреленная птица. Я понял, что исход поединка решают секунды, и тут же пальнул по «тигру» вторым снарядом. Танку пришёл конец, он вспыхнул и окутался чёрным-чёрным дымом... А вечером, когда бой утих и немцы отступили под нашими ударами, командир батальона вручил мне медаль «За боевые заслуги». И без всякого перехода Павел промолвил: Рана чепуха, укус комара, и она почему-то меня не волнует. Беспокоит другое... Как там моя Люсик? У её отца очень тяжёлый характер, как бы они не стали ссориться. А тут ещё девочка родилась, шума в семье прибавилось...
Шпак-старший успокоил сына:
Я напишу Люсе, спрошу, почему она хранит молчание, что там у них такое...
Павел чуть приподнялся, тронул плечо отца.
Только не пиши ей, что я ранен, не то она зальётся слезами, да и сильной боли у меня нет, правда, временам она появляется, но я терплю. Он положил голову на подушку и тяжело задышал.
«Кажется, я утомил его своими разговорами, мне надо идти», подумал Шпак-старший. Он встал.
Уходишь? спросил Павел, глядя на него утомлёнными глазами, и неожиданно перешёл на другое: Ты был на могиле моей мамы?