Был, сынок... Старшина облегчённо перевёл дух. Я тут кое-что и тебе привёз... Он достал из кармана платок и развернул его.
Что это? спросил Павел.
Земля с могилы матери. Я и тебе отсыпал щепотку.
Павел взял землю из рук отца и положил в карман гимнастёрки.
Она мне послужит талисманом, одобрил он.
На батарею Шпак вернулся грустный. Печаль пришла от навязчивой мысли, что ранило сына. Теперь он думал о том, долго ли Павел пролежит в санбате, не осложнится ли его рана. Хотел поговорить с лечащим врачом, но тот из поездки в госпиталь пока не вернулся.
Приходите завтра с утра, он будет, заверил его дежурный врач приёмного покоя.
В санчасти на Шпака напустилась медсестра Маша, упрекнула его в эгоизме.
Это почему же? Василий Иванович едва не выругался.
Почему не попросишь командира полка перевести Павла на свою батарею? сердито спросила она. Боишься, что он лучше тебя будет уничтожать вражеские танки?
Пусть служит на другой батарее, тогда и мне будет легче, пояснил Шпак.
Я тебя не понимаю, Вася... тихо промолвила Маша.
Если у Павла что-то будет не ладиться, я стану переживать. А к чему это? У меня и так нервы напряжены. Теперь вот его готовят к операции, и опять в моей душе холод, как в февральский день. Старшина подсел ближе. Ты бы лучше съездила в санбат да поговорила с врачом о состоянии раненого Павла Шпака и будут ли ему делать операцию. Я бы сам это сделал, но не дождался его лечащего врача, который укатил в госпиталь. Я в медицине не смыслю, а ты медсестра, тебе и карты в руки. Он засмеялся и прижал её голову к себе.
Что ты делаешь, кругом люди! возмутилась Маша. Ещё подумают бог знает что обо мне...
Старшина встал.
Пойду я, Маша, хотя уходить мне отсюда не хочется...
В блиндаже Шпак сел в угол за столик и начал писать письмо в Саратов. Уже почти закончил, как вдруг вошёл командир батареи Кошкин. Он был хмурый.
Где вы были? Я вас искал, сурово выговорил он.
Сына моего Павла ранило в бою, я проведал его, объяснил Шпак.
Зачем же вы ушли без разрешения? Прошу впредь этого не делать, уже мягче сказал Кошкин. А сейчас идите к оружию, туда привезли снаряды! И Кошкин вышел из блиндажа.
Шпак сунул письмо в карман и метнулся наверх, к расчёту.
Утром генерал Конев, командующий Степным фронтом, умывшись, вызвал к себе начальника штаба генерала Захарова. Тот не заставил себя долго ждать, сразу же прибыл.
Матвей Васильевич, почему ты сегодня так рано встал? спросил его Конев. Он стоял перед зеркалом и причёсывался.
Могу ли я отдыхать, когда командующий встал раньше меня? Щурясь, усмехнулся начальник штаба. Да и работы у меня уйма. Немного отдохнул, и баста. Но вы правы, Иван Степанович, поднялся я рано, ещё, как говорят на Руси, первые петухи не пропели.
А ты, значит, как главный петух встал рано и пропел? улыбнулся Конев. В его пытливых глазах вспыхнули искорки.
Шутка командующего взбодрила Захарова, он тихо засмеялся в кулак.
Умеете вы, Иван Степанович, находить такие слова, что вызывают у меня смех.
А ты разве не слышал, что говорят наши учёные-медики? спросил командующий и сам ответил: Смех укрепляет здоровье, и тот, кто много смеётся, будет долго жить.
Где-то я тоже об этом читал, но не уверен, что это истина.
Захаров помялся на месте, ожидая, когда командующий скажет ему о том, зачем вызвал его.
Ты чем сейчас занимаешься, Матвей Васильевич? поинтересовался Конев.
Начальник штаба ответил, что вместе с начальником Оперативного управления он готовит директиву о развитии наступления на Белгородско-Харьковском направлении войск Степного фронта во взаимодействии с Воронежским фронтом.
План по этой операции, который мы посылали в Ставку и Верховный главнокомандующий утвердил, у вас? спросил Конев.
Так точно, им я и руководствуюсь, ответил Захаров.
Вот что, Матвей Васильевич. Нам предстоит взаимодействовать с Воронежским фронтом, поэтому я сейчас поеду к Ватутину, чтобы согласовать с ним некоторые вопросы. Кстати, об этих вопросах я вам говорил.
Я помню, Иван Степанович.
Принеси мне этот план. А когда вернусь от Ватутина, мы ещё раз обговорим действия наших танковых и механизированных корпусов, а также армий.
К вашему возвращению директива будет готова, вам останется внести изменения, если таковые будут, и подписать, заверил начальник штаба командующего и тут же добавил: Вы бы позвонили Ватутину, на месте ли он, может, уехал в какую-нибудь армию: хочет своими глазами видеть, как люди готовятся к боям. В этом, Иван Степанович, Николай Фёдорович похож на вас, вы тоже беспокойный человек.
Вчера я с Ватутиным говорил, он ждёт меня, сообщил Конев.
Генерал Ватутин в это время как раз кончил завтракать. Он выглянул в окно и увидел, как во двор штаба въехала машина, а за ней другая, в которой находились автоматчики.
«Наконец-то прибыл Конев с охраной», подумал Николай Фёдорович и не ошибся. Конев шумно вошёл к нему в комнату. На нём была чёрная кожаная куртка, и походил он на штатского человека, но его выдавала военная фуражка. Высокий, широкоплечий, он с ходу бросил с улыбкой:
Привет, Николай Фёдорович! А чего такой грустный?
Всё думаю, возьмёшь ли ты Харьков? усмехнулся Ватутин.