А что главное в любом бойце? спросил Георгий Константинович и сам же ответил: Боевой дух! Он основа любого подвига, совершаемого на поле брани. Не помню, кто это сказал, но сказал умно: душа, как бриллиант, ценится по чистоте.
Когда тебе, Георгий, было особенно тяжело? поинтересовался Василевский.
Во время сражения под Москвой. Жуков отпил из стакана чай. Всё помню до мелочей... Я находился на правом крыле 16-й армии у генерала Рокоссовского, когда неожиданно позвонил Сталин и суровым, растерянным голосом вдруг спросил, уверен ли я, что мы удержим Москву? «Я спрашиваю это с болью в душе, продолжал Верховный. Говорите честно, как коммунист».
Небось, Георгий, ты растерялся от такого вопроса? обронил Василевский.
Тут можно речи лишиться, услышав такое от самого Сталина, подал голос генерал Голиков.
А я, братцы, ничуть не растерялся, признался Жуков. Я сразу ему ответил, что Москву, безусловно, удержим, но мне нужно ещё не менее двух армий и сотни две танков. Он заверил меня, что армии будут, а танков пока нет.
В напряжённом взгляде Василевского была сосредоточенность, он заметил, что хорошо помнит, как Сталин вызвал его в Ставку и приказал 1-ю ударную армию, которая как раз формировалась, сосредоточить в районе Яхромы, а 10-ю в районе Рязани.
Велел мне лично проследить выполнение приказа и добавил: «На фронте Жуков ждёт эти две армии, он рассчитывает, что они помогут ему нанести удары по зарвавшемуся врагу». Я, разумеется, всё исполнил, как полагалось, о чём тотчас же доложил Сталину, а чуть позже позвонил Жукову. Помнишь, Георгий?
Ещё бы не помнить, качнул головой маршал. Тогда под Москвой создалась критическая ситуация. Немцы прорвали оборону на рубеже 30-й армии Калининского фронта и на правом фланге 16-й армии. Враг нёс огромные потери, но с этим он не считался, а полз вперёд, как многоголовый змей, и всё уничтожал на своём пути, лез напролом, стремясь любой ценой прорваться к Москве своими танковыми группами. Пожалуй, в моей военной жизни это были самые тяжкие дни. Кстати, тогда же Сталин сообщил мне о том, о чём ещё никто из его соратников не знал.
Что ты имеешь в виду? поинтересовался Василевский.
А Голиков даже перестал есть и навострил уши.
После того как Верховный пообещал мне дать две армии из резерва, я спросил его, уедет ли он из Москвы. Она в то время была похожа на огромный растревоженный улей, шла эвакуация правительства, важных госучреждений, дипломатического корпуса в Куйбышев. Какое-то время Сталин молчал, продолжал Жуков, и я слышал, как тяжело, с хрипотцой он дышал в телефонную трубку. Наконец я услышал его твёрдый голос: «Я остаюсь в Кремле, товарищ Жуков! И, передохнув, уже тише добавил: Прошу вас об этом никому ни слова».
Разрешите, товарищи?
В комнату вошёл улыбающийся член Военного совета фронта Хрущёв.
Проходи, Никита Сергеевич! Жуков тепло пожал ему руку. А мы вот вернулись с Василевским из войск. Настрой у людей боевой, правда, жалуются, что у них мало танков.
Факт, мало, поддакнул генерал Голиков. Но мы будем сражаться до последнего!
Мы с Василевским наметили план по передислокации войск, так что ваш Воронежский фронт будет прилично укреплён. Жуков поставил на стол стакан из-под чая, вытер губы платком. Воевать, когда у тебя много танков, легче, чем воевать без них. Так что надо проявлять хитрость, пытаться первыми нанести по врагу удары. Словом, воевать так, как учил нас наш батюшка Суворов: не числом, а умением!
А ваш план товарищ Сталин одобрит? засомневался генерал Голиков.
Одобрит, вместо Жукова ответил начальник Генштаба Василевский. Мы всё рассчитали до мелочей. Сталин силён в вопросах тактики, он оценит
нашу работу.
И умён Сталин, добавил Жуков. Вспомним ноябрь сорок первого года. Под Москвой стояли немецкие танковые дивизии, готовые вновь ринуться в атаку на столицу, а 7 ноября Сталин проводит военный парад на Красной площади! Даже Молотов был против этого, и Калинин тоже, а Иосиф Виссарионович не внял их голосам. И что же? Он оказался мудрее всех.
А время между тем бежало. Василевский выходил во двор штаба перекурить, свежий ветер щекотал его усталое лицо, а он уже думал о том, что завтра побывает в тех частях Воронежского фронта, которые примут на себя главный удар противника. То и дело слышались отдалённые глухие взрывы, наверное, где-то «юнкерсы» бомбили наши рубежи, небо вспыхивало от горящих ракет, на какое-то время становилось так светло, что во дворе штаба хоть иголки собирай. Невольно подумалось: «Мечутся фрицы, почуяли недоброе, вот и палят в небо от страха». На западе всё небо было закрыто чёрно-пепельными тучами, похоже, прольётся дождь, и тех, кто сидит сейчас в окопах, это не очень обрадует. Докурив папиросу, Василевский вернулся в штаб. Жуков колдовал над оперативной картой, потом вскинул вихрастую голову.
Как там погода, Александр? спросил он, убирая со стола свои бумаги.
Наверное, будет дождь, отозвался Александр Михайлович.
Похоже на то, усмехнулся Георгий Константинович, глядя в окно. Он хотел закурить, даже вынул из кармана папиросы, но раздумал и положил их обратно. Пойду к аппарату ВЧ, пора потревожить Верховного. А ты побудь здесь, если потребуешься ему, я дам тебе знать.