Разве это митинг, если я не могу такие удары одобрить? едва не вспылил
маршал. Я прошу вас, Алексей Иннокентьевич, эти мои слова довести до сведения Верховного.
Вы их сами можете повторить, когда дня через три-четыре вас вызовут в Ставку, где будут обсуждаться наброски плана Генштаба на проведение дальнейших наступательных операций и где товарищ Сталин даст свою оценку тяжёлым боям на Курской дуге.
Даже так? улыбнулся Жуков. Чего же ты, Алёша, раньше мне об этом не сказал?! Кстати, каково ваше мнение как исполняющего должность начальника Генерального штаба насчёт фронтально-лобовых атак?
Антонов заявил, что он высказал Верховному своё отрицательное к ним отношение, но из этого ничего не получилось.
Верховный настаивает на своим и поручил мне передать вам, чтобы командующие фронтами, коих вы курируете как представитель Ставки, неукоснительно выполняли его указания.
Что ж, Алексей Иннокентьевич, больше у меня вопросов нет, негромко обронил Жуков, делая какие-то пометки в своём блокноте.
А теперь, товарищи, продолжал генерал армии Антонов, я сообщу вам коррективы, которые внёс Верховный лично в план завершения наступательных операций 1943 года и намётки Генштаба на осенне-зимнюю кампанию. Я даже захватил с собой проекты директив, которые Генштаб подготовил и частично послал фронтам. По ним намечено развернуть наступление на всех фронтах западного и юго-западного направлений. Цель тут одна выйти на восточные районы Белоруссии и на Днепр, захватить там плацдармы, с тем чтобы провести операции по освобождению Правобережной Украины.
Некоторые моменты в докладе Антонова маршалу Жукову показались спорными, но полемизировать с ним Георгий Константинович не стал, ибо прекрасно знал, что не он родил эти спорные моменты, а Верховный. Антонова маршал очень уважал и высоко ценил. «Алексей Иннокентьевич, отмечал Жуков, в высшей степени грамотный военный, человек большой культуры и обаяния. Приятно было слушать в его изложении оперативно-стратегические соображения нашего Генштаба. С предельной чёткостью и убедительностью он анализировал состояние немецких войск после разгрома их на Курской дуге».
Работали долго и упорно, без перерыва. Штаб Степного фронта на время превратился в своего рода мозговой центр, где генерал армии Антонов доводил до сведения представителя Ставки маршала Жукова и руководства фронта указания и требования Верховного главнокомандующего на предстоящие наступательные операции. Кажется, Антонов закончил свою речь, потому что спросил, есть ли вопросы.
Я готов их выслушать и дать ответы, пояснил он, закрывая свою папку.
Вы когда летите? спросил его маршал Жуков.
Вечером, но прежде позвоню Верховному, возможно, он даст какое-нибудь поручение, объяснил Антонов.
Прошу вас передать товарищу Сталину просьбу фронтов об укомплектовании танковых войск танками и подготовленными специалистами, попросил маршал Жуков. Причина тут одна Воронежский и Степной фронты понесли большие потери, а в ходе сражения на Курской дуге восполнить эти потери не удалось.
Просьба, что называется, адресная, и я, как только приеду в Москву, сразу же доложу о ней Верховному, заверил маршала Антонов.
В штаб вошёл адъютант генерала Конева и доложил Жукову:
Товарищ Маршал Советского Союза, стол накрыт! Подал голос командующий фронтом генерал Конев: На правах хозяина приглашаю всех к столу. Матвей Васильевич, где наши запасы коньяка?
Пара бутылок есть, гулко отозвался начальник штаба фронта.
Тащи их на стол... Конев прошёл в соседнюю комнату и, приоткрыв двери, спросил оперативного дежурного: Нет ли чего из Ставки?
Пока нет, ответил тот, вытянув руки по швам, как молодой лейтенант.
В сражениях фронта наступила пауза, улыбнулся Жуков, кивнув генералу Коневу.
Тот возразил:
Эта пауза может взорваться в одно мгновение, едва фрицы начнут танковую атаку на наши рубежи.
А ты что, Иван Степанович, хочешь, чтобы они спросили у тебя разрешения начать сражение? усмехнулся Георгий Константинович. Не дождёшься!.. Хорошо уже то, что фрицы не орут «Хайль Гитлер!», когда идут в атаку.
Наш русский брат отбил у них охоту! засмеялся Конев.
Генштаб считает, что Германия на Восточном фронте уже не может провести ни одного большого наступления, подчеркнул Антонов. С этим согласен и Верховный. Но силы у врага для активной обороны ещё есть.
Прошло три дня, как улетел генерал армии Антонов, а на четвёртый день маршалу Жукову позвонил Сталин.
Антонов передал мне вашу просьбу, сказал он. Я распорядился направить на Воронежский и Степной фронты танки и пополнение. Поинтересовавшись
ситуацией на этих фронтах, он в жёсткой форме добавил: Надо сделать всё, чтобы войска достигли Днепра.
Жуков, однако, возразил: войска фронтов ослабли в тяжёлых изнурительных боях под Курском, Белгородом и Харьковом, они понесли ощутимые потери, особенно в танках и другом тяжёлом вооружении.
Войска нужно подкрепить, если не полностью, то хотя бы частично восполнить их потери, а в один день всё это не сделаешь...
Вылетайте в Ставку, прервал маршала Верховный, тут всё и решим.
«Не по душе Иосифу Виссарионовичу, когда ему возражаешь», грустно подумал Жуков и положил трубку на аппарат, потом вошёл в штаб.