Я тут начал разрабатывать одну версию...
Версию? переспросил Голиков.
Понимаете, Владимир Константинович, у них тут, в этой школе, был еще один выпуск в сорок первом, из параллельного десятого «Б», так там... Короче, через два дня кое-что прояснится, а то по телефону всего не расскажешь.
Ю-юрий Петрович, мягко, нараспев, со своей обычной деликатностью проговорил Голиков, у вас, как я понимаю, начинает складываться убеждение, что наш знакомый не совсем тот человек, за кого себя выдает?..
И прервался, не то ожидая от Овсянникова подтверждения, не то подыскивая слова, которые донесли бы наиболее полно мысль, в то же время не обидев собеседника. И Овсянникову вдруг зримо представилось, как сидит сейчас у телефона за три тысячи километров отсюда этот 45-летний, всегда собранный человек и как наползает на его смуглое, красивое лицо, неотвратимо наползает тень озабоченности: как бы этот Овсянников не вообразил себя в роли Шерлока Холмса и не позабыл о поставленной перед ним задаче...
Но я что́ думаю, продолжал между тем Голиков, может, нам сейчас не спешить с версиями? У нас же пока этап исследования, идет накопление фактов, здесь, мне кажется, версии преждевременны. Вот когда перейдем от исследования к расследованию, на той стадии допустимо будет строить версии.
Наверное, я не так выразился. Точнее, не совсем так. Не версия это, конечно, просто дополнительная линия исследования.
Он хотел еще добавить, что полковнику нет оснований беспокоиться, старший лейтенант Овсянников не витает в облаках, понимает, что и зачем, к основной линии внимания не ослабит, но тут Голиков сказал с неожиданно теплыми нотками в голосе:
А теперь, Юрий Петрович, хочу вас поздравить...
Что, обнаружилась какая-то новая зацепка? не дослушав, вырвался вперед Овсянников.
Голиков рассмеялся, спросил:
Вы что же, кроме запросов, ответов, версий, зацепок, ни о чем другом уже и думать не в состоянии? Домой-то выбрали время позвонить?
Овсянников, увы, не удосужился еще поговорить с женой, ему стало неловко, что дождался такого напоминания.
Галина не обидится, попытался отшутиться, она у меня, как это теперь по-модному, из экстрасенсов, ей и на таком расстоянии ведомо, что муж здесь не прохлаждается... Но я вас перебил, простите!
Оказалось, ему присвоено очередное звание, со вчерашнего дня он уже не старший лейтенант капитан.
Как говорится, солдат спит, а служба идет.
Хотя, конечно, если без ложной скромности, четвертую звездочку на погоны он не выслужил заслужил, не было такого, чтобы работа его искала, а не он ее. Правда, это воспринимается у них как обыденность. Без придыхания.
Закончив разговор, Овсянников пристроился тут же, возле дежурного, составил «обходной лист» в расчете на два дня. Программа нарисовалась насыщенная. Даже слишком. Впоследствии, оглядываясь на этот двухдневный марафон, сам подивился тому, что удалось перелопатить столько дел.
Больше всего времени ушло, против ожидания, не на опросы бывших выпускников (все пятеро утверждали, что впервые слышат такую фамилию; никто из них не опознал Бовина и на картонке), а на проверку детдомовской линии. Решающее значение имело тут содействие здешних чекистов, которые помогли ухватиться за конец живой цепочки вывели на бывшую воспитательницу детдома 2 Раису Ивановну Милютину.
Несмотря на преклонный возраст (год рождения 1904-й), Раиса Ивановна не могла пожаловаться на память. Бовин? Нет, среди детдомовцев предвоенного времени такого не существовало. Твердо.
У Раисы Ивановны сохранился, кроме того, ценнейший документ групповая фотография воспитанников за 1937 год. Овсянников не нашел здесь ни одного лица, имевшего хотя бы отдаленное сходство с Бовиным.
Старая воспитательница подтвердила данные областного архива о том, что в 1938 году детские дома из Орла были переведены в Болхов маленький городок в тридцати километрах отсюда, названный впоследствии «Городом детей». Овсянников, потратив полдня, съездил туда, разыскал (по подсказке Раисы Ивановны) еще двух бывших воспитательниц Павлову О. А. и Курочкину А. И. Обе они с уверенностью опровергли утверждение Бовина о том, будто он воспитывался в этом детском доме.
Помимо всех этих поисков, встреч, бесед Овсянников умудрился втиснуть в двухдневный марафон еще и раскопки в областном архиве (проверил по довоенной переписи, не было ли в Орловской области лиц, носивших фамилию Бовин, увы, не было), а также в областном военкомате (перепроверил правильность полученного еще дома от них ответа, что Бовин среди призывников сорок первого не значился, увы, ошибка исключалась).
И не было в течение этих двух дней, до предела насыщенных, не было ни одной минуты, когда бы он не помнил об Анохине. И вот, наконец встреча:
Кремке? Да, мы вместе учились в 10-м «Б»... Высокий был, под сто восемьдесят, волосы светлые, зачесывал кверху, вот как у меня... Похоронки не было, но ходил слух, будто погиб под Сталинградом командовал там вроде бы кавэскадроном...
Овсянников достал картонку.
Александр Александрович, посмотрите, пожалуйста, повнимательнее: кто-нибудь из этих троих напоминает вам Кремке?