Вот именно! вставил Овсянников.
Не перебивай, Юра! одернул Шуляков, поднимая сползшие на нос очки, но все не снимая их.
Голиков вновь побарабанил пальцами по выпискам:
Допустим, мы станем исходить из того, что он придумал себе место рождения, избрав Орел, который долгое время был под немцами, и надеясь, что в силу этого там не сохранились архивы, как это на самом деле и было на оккупированных территориях, допустим все это и спросим себя: неужели бы такой человек не затвердил навечно номер придуманного им детдома?!
У меня эта мысль тоже возникала, признался Шуляков. Мельком, правда. И я ее почему-то отогнал. Да, отогнал.
Можно мне? совсем по-школьному поднял руку Овсянников. Я тут снял копию еще с одной анкеты за 10 марта 48-го года, и в ней упоминается, что в тридцать первом году он поступил учиться в Орле в среднюю школу номер два. Так мне сейчас подумалось: может, когда он в 58-м писал вновь автобиографию, у него произошло машинальное переключение номера школы на детдом?
Вполне вероятная вещь. И вообще я убежден: недопустимо думать о человеке плохо, если тебя не принуждают к этому факты. Совершенно неопровержимые факты.
Взял у Овсянникова копию автобиографии, стал зачитывать вслух:
«Я, Бовин В. И., родился в 1924 году в городе Орел. Родных своих не знаю. С детских лет воспитывался в детдоме 6 города Орел. В 1931 году поступил учиться в среднюю школу 2...»
Да, номер школы он действительно мог впоследствии машинально перенести сюда, к детдому. Вполне вероятная вещь.
«...поступил учиться в среднюю школу 2 по ул. Сакко и Ванцети...»
Все же эта фамилия пишется с двумя «т»: Ванцетти.
Так было в оригинале, наша машинистка тут ни при чем.
«...по ул. Сакко и Ванцети, 28, в 1938 году окончил семь классов. По окончании НСШ всех воспитанников д/д направили в школу ФЗУ. Мне как отличнику учебы предоставили возможность учиться в средней школе, где я и окончил 10 классов. По окончании средней школы в 1941 году началась Великая Отечественная война и на 2-й день войны ушел добровольно на фронт. Службу проходил в Куйбышевском впу до 1942 года, потом в 808 гап...»
Что это впу, гап?
Военно-пехотное училище, ответил за Овсянникова Шуляков, и гаубичный артиллерийский полк.
«...потом в 808 гап в качестве вычислителя-наблюдателя, где находился по март 1944 года. По расформированию этой части меня направили в 344 гап, где и проходил службу в должности писаря-каптенармуса до даты демобилизации.
По демобилизации был направлен по линии комсомола в Алтайский край, в Краюшинский район...»
Ну, дальше пока углубляться не станем, остановимся на этом периоде. Что здесь, кроме детдома, кажется сомнительным?
Поглядел на Шулякова, тот сказал:
Здесь Куйбышевский этап в проверке нуждается: года два назад мы выходили по одному поводу на тамошние пехотные училища, так мне запомнилось, что они были созданы в 42-м году. Никак не раньше 42-го.
То есть может выясниться, что он там и не учился? А вот это уже серьезно. Это очень серьезно. Это может потянуть за собой все другие анкетные данные. Если, конечно, он не допустил тут описку...
Какая описка, Владимир Константиныч, что вы? вступил Овсянников, пересаживаясь за столик и отшпиливая от своей докладной, которую все держал в руках, новый листок с машинописным текстом. Я тут еще одной копией запасся, и вот смотрите, как излагается этот самый момент в автобиографии, которую он написал для военкомата...
Голиков взял у него листок там значилось:
«...военную присягу принял 7 ноября 1941 г. в Куйбышевском впу.»
Да, держится своей линии твердо, вернул листок Овсянникову, упрекнул: С этого и надо было начинать, факт серьезнейший, а вы, смотрите-ка, развели тут со мной дипломатию. Приберегли сюрприз на конец?
Это еще не конец, Владимир Константиныч, вздохнул Шуляков, отодвигаясь вместе со стулом от столика и просительно глядя из-под очков, еще не конец, еще кое-какие сомнения имеются, а потому
предлагаю перерыв. Маленький, минут на пяток.
Ладно уж, со вздохом же ответил Голиков, нарушим сегодня порядок, не гнать же вас на лестничную площадку. Только форточку откройте.
Шуляков кивком показал Овсянникову на форточку, сам нетерпеливо достал пачку «Беломорканала», закурил и с удовольствием, странным на взгляд некурящего, раздул тонкие ноздри. Спохватился, оглянулся на Овсянникова, возвращающегося от окна, подвинул к нему папиросы и спички. Овсянников улыбнулся, качнул отрицательно головой:
Я из другого поколения, Валентин Кириллыч, воспитан на сигаретах. И люблю прикуривать от зажигалки. Привык.
Голиков терпеливо ждал конца невольной паузы. Овсянников не стал тянуть: закурив, быстро пролистал свою докладную, отсоединил от нее еще порцию «сомнений» два пожелтевших листка грубой серой бумаги.
В пединституте откопал. В 48-м в личное дело подшиты, при зачислении.
Это были копия аттестата об окончании средней школы и объяснительная записка к нему. В копии аттестата обращало внимание, что по всем предметам (их значилось шестнадцать) проставлена одна и та же отметка «Отлично». Хорошо просматривались дата выдачи (15 мая 1946 г.), фамилии в подписях директора школы (Оводенко) и двух учительниц (Вологодиной и Смыковой), а вот текст на круглой гербовой печати, к сожалению, утратил отчетливость.