Спустя минуту его лохматая папаха мелькнула за домами, по улице взметнулась пыль, и копыта коня застучали по дороге.
Старому Бабичу не повезло. В первых же боях возле Прохладной ему осколком оторвало палец правой руки. Старик покряхтел, поморщился, приложил к ране порох, высыпанный из ружейного патрона, а когда это не помогло, залил рану настоем из красного перца, круто заваренного кипятком. Когда же и это испытанное средство старых кавказских казаков оказалось бессильным, Бабич отправился в медсанбат, где врачи, осмотрев руку, вылущили ему остаток раздробленного пальца и заставили пролежать в ППГ целых четыре недели. О том, как он жил это время, Родион Бабич не любил распространяться.
Ел да пил, навроде дома отдыха. Так, никчемное времяпрепровождение
Спустя месяц он снова очутился в полку, вместе с которым наступал на Кубань, брал Тихорецкую и гнал врага по замерзшим донским степям.
Опять пришлось с немцами схлестнуться возле Торговой, называя по-старому город Сальск, рассказывал Бабич. Шли мы эскадроном впереди, а я с разъездом в дозоре. Глядим, герман в степу блуждает, пушки с ним, пехота Голов двести будет, а нас чего? Человек, ну, тридцать Что делать? думаю. Пока я туда-сюда донесение начальству представлю, немец сыпанет себе преспокойно до дому. Эх, думаю, гуляй казацкая душа, была не была поквитаемся!.. «Шашки, кричу, к бою! В атаку марш-марш!» Да коня своего наметом вперед кинул Скачу, а сам думаю: «Вдруг ребята оробеют да за мной, старым дурнем, не поскачут?..» Только подумал, а обочь меня уже шашки свищут, казаки мои старика обгоняют да «ур-ра!». Ку-уды тебе, пока я до немца доскакал да раза два кого бог дал благословил клинком по морде, мои ребята вдоль пехоты прогуливаются да кого шашкой, а кого просто нагайкой поздравляют. А солдаты оружие покидали, лапки вверх да орут! «Не бей, казак! Мы не немцы, мы румыны!»
Что за черт! Гляжу, а они и верно румыны. Ну, конечно, забрали мы их, оглядели, так там середь румын голов сорок и немцев оказалось. Всю эту братию с пушками представили по начальству Вот за румын этих мне гвардии генерал товарищ Кириченко, наших казачьих кровей человек, этот орден самолично на грудь навесил, указывая на орден Красного Знамени, почтительно рассказывал Родион Иваныч.
Но старому вояке снова не повезло. В бою у Новочеркасска его сильно контузило в голову, и он был признан врачебной комиссией «негодным к несению военной службы и подлежащим демобилизации по статьям ».
Не может такого быть!.. упрямо заявил лихой казак. Ну, раненый я это верно, ну, дюже контуженный в голову тоже правильно Так ведь стрелять по врагу еще сгожусь, опять же хоть за конями поглядеть или чем пособить молодежи Оставьте при полку, не обижайте на старости лет! взмолился Бабич.
В глазах и в голосе Родиона была такая мольба, такое отчаяние, что главный врач не выдержал и уже от себя добавил: «Годен для несения легкой работы в глубоком тылу».
Чего мне в тылу делать? снова обиделся казак. Моя баба и сношка и без меня управляются с работой. Не для того я кавалер ордена святого Георгия и Красного советского Знамени, чтобы в такое время навоз в станице на огород таскать! Поддержите, товарищ полковник, старика! Мое от меня еще не ушло. Мое время впереди, говорил старик командиру полка, попытавшемуся отослать его домой.
На следующий день Бабича назначили подносчиком пищи на передовую.
Конечно, это не эскадрон водить в атаку, рассуждал казак, однако опять же на передовой братам-товарищам помогать. Это дело подходящее.
Прошло четыре месяца. Родион Бабич аккуратно, минута в минуту, появлялся на передовой, таща термоса с чаем, кашей и щами для своих «братков-товарищей».
Вскоре медаль «За отвагу» засверкала рядом с орденом Красного Знамени и георгиевской лентой.
Майор Павлов подошел к смеющимся красноармейцам. Под деревом, чуть в стороне, стоял высокий сутуловатый немец в очках и в коротком, с куцыми рукавами мундирчике. При виде офицера он поспешно одернул полы и, выпрямляясь, напряженно-ожидающе глянул на майора.
Здорово, орлы! сказал Павлов и, кивая на пленного, спросил: Откуда гость? Твой, что ли, Бабич?
Так точно, товарищ майор, ответил казак.
Велели довести до штаба? оглядывая немца, продолжал Павлов.
Никак нет, товарищ майор. Осмелюсь доложить, что этого фрица я самолично взял в плен возле самых позиций.
Как самолично? удивился Павлов.
Так точно! Разрешите доложить?
Родион Иванович любил отвечать начальству по старинке. «Как еще со времен фельдмаршала Суворова полагалося», пояснял он. И сейчас, разговаривая с майором, он щеголял перед всеми староказацкой выправкой и подтянутостью бывалого воина и крепкого строевика.
Ну, докладывай, Родион Иваныч, чуть улыбнувшись, разрешил майор.
Так что, иду я утречком с позиций, куда завтрак ребятам носил. С фронту пушки палят. Ничего, не поймешь, откель кто бьет. Так как я уже значит, дело свое справил и назад иду пустой, я не спешу. Сел во ржи, покурил малость, слушаю, как на передовой бьются. А там, товарищ майор, жарко. Мины да снаряды рвутся, и до меня нет-нет, а осколок либо пуля долетает. Посидел я, только хотел встать, слышу, где-то говорят. Я прислушался. Верно! Балакают двое, да не по-нашему, а чисто по-немецкому