Я хотел бы поесть, сказал Сергей.
Буфетчица нарезала колбасы и вынула из плетеной корзины круглую булочку.
В закусочной было пусто, ни одного посетителя, и Сергей сел у окна. Колбаса была жирной, сплошное сало, а булочка сладкая, он не стал есть, а попросил бутылку фруктовой воды. Фруктовой воды не оказалось, он купил бутылку вина, крепленого и довольно паршивого, но зато холодного, прямо из холодильника, и выпил это вино залпом, один стакан за другим.
Вы почему не кушаете? спросила буфетчица. Все свежее.
У меня боли в желудке, сказал Сергей. Мне жирного нельзя.
Такой молодой, сказала буфетчица. Где же вы подхватили эти боли?
Война, сказал Сергей. Мучная затируха... Знаете, что такое затируха? Это клейстер...
Он взял бутылку и попытался прочитать надпись на этикетке, но не смог и сказал:
Принесите мне еще этого самого... Или что-нибудь получше.
Больше нет, сказала буфетчица. Вы опоздаете на автобус.
Все в порядке, сказал Сергей. Я сижу у окна и вижу автобусную остановку.
Он помолчал, разглядывая бутылочную этикетку.
Знаете, сказал он вдруг, знаете, как трудно человек умирает от голода... Почти как от удушья. Однажды я видел, как умирает старик, потом мне приходилось видеть еще, как умирают, но это было
проводим, сказала мышка. Вокзал тут рядом. Куда вам ехать?
Сергей назвал город.
Они нам вчера проиграли, сказала девочка в цветастой юбке. Их «Спартак».
Вратарь у них красивый, сказала мышка. Черноволосый и волосы на пробор. Я видела его совсем близко, он после матча ел мороженое в «Пингвине».
Хотите мороженого? спросил Сергей.
Ему вдруг захотелось посидеть среди этих девочек.
Ой, что вы, сказала девочка в юбке.
А я хочу, сказала мышка. Вы артист?
Нет, сказал Сергей, я не артист.
Катька влюблена в одного артиста, сказала девочка в цветастой юбке. Конечно, заочно.
Нужен он мне, сказала Катька. Просто я собираю открытки артистов.
В «Пингвине» было прохладно, шипела машина, взбивающая молочный коктейль, и официантки разносили мороженое на прозрачных подносах. Было мороженое, которое подавали в пластмассовых чашечках, было мороженое, которое подавали в бокалах.
Мы вас разорим, сказала девочка в цветастой юбке.
Ничего, ответил Сергей, я богатый.
Девочки расшалились, они подталкивали друг друга локтями, перешептывались, хихикали, а Катя вдруг сказала:
Знаете, у вас красивый профиль.
Спасибо, сказал Сергей. Мне очень приятно.
Это не я заметила, сказала Катя. Это Томка.
Перестань, сказала Томка.
Она сильно покраснела, щеки, лоб, шея ее стали просто пунцовыми. Томка была очень красивая девочка, сероглазая, темнорусая, но красота ее не сразу становилась заметна. Только когда она застеснялась, Сергей увидал, какая она красивая.
Выросли вы, девочки, сказал Сергей. Через несколько лет в вас влюбляться начнут.
В нас уже сейчас влюбляются, сказала Катя. В Томку влюбляются каждый день.
Перестань, сказала Томка. Как не стыдно!
Нет, сказал Сергей. Через несколько лет в вас начнут влюбляться по-настоящему, и у вас будут хорошие дети... Не истощенные недоеданием... Впрочем, я говорю что-то не то.
Ничего, мы уже учили это по ботанике и зоологии, пыльца на рыльце, и рассмеялась.
Мороженое подали в бокалах, по три шоколадных шарика, залитых клюквенным сиропом. Сергей смотрел, как девочки едят мороженое, чувствуя какую-то удивительную приятную тишину, наполненную голосами, звяканьем бокалов и гудением машины, взбивающей молочный коктейль.
Вы почему не кушаете? спросила Катя.
Мне уже пора, девочки, сказал Сергей. До свидания.
До свидания, сказала Катя. Спасибо за мороженое. Наверное, вы все-таки артист, просто скрываете.
Сергей сел в троллейбус, но сошел через одну остановку, пошел к вокзалу пешком. Город был очень красивый, зеленый, похожий на южные города. Он пришел на вокзал, купил билет в мягкий вагон, оставил чемодан в камере хранения и вышел посидеть в привокзальный сквер. Рядом с ним сидела старушка с котенком, а напротив сидела женщина и читала газету.
И вдруг Сергей подумал, что эта женщина с газетой удивительно похожа на его мать. Лицо матери он помнил не очень хорошо: на единственной, твердой от клея фотографии оно было едва заметно, и к тому же лет пятнадцать она ему вообще не снилась, и все-таки он подумал, что если бы мать не умерла, она была б сейчас как эта женщина, седеющая, с маленькими молодыми руками.
Женщина читала газету, а он смотрел на нее. В молодости женщина была очень красивой, это и сейчас заметно вздернутый носик, стройные ноги, хоть ей уже, наверное, за пятьдесят.
Эта женщина с газетой очень похожа на мою мать, сказал Сергей старушке.
Сестры, может, сказала старушка.
У старушки было доброе лицо, и она все время гладила котенка. Бывает, живут-живут и не знают друг друга. Вы мамаше скажите.
Мать моя умерла, сказал Сергей.
А, сказала старушка, это хуже.
Женщина отложила газету и сидела, щурясь от солнца. Руки ее лежали на коленях. Наверное, кожа на ладонях у нее была гладкая и прохладная. Сергею вдруг захотелось почувствовать эти руки у себя на лице. Это было попросту глупо, он даже тряхнул головой, до того это было глупо. И все-таки ему по-прежнему страшно хотелось взять эти руки и прижать их к своему лицу.