Но Упивающийся хватает Вейн за её роскошные волосы, наматывает их на кулак и тянет к себе так, что она почти утыкается лицом в его пах.
Шлюха! Ты же понимаешь, что это измена?! Государственная измена.
Это не так, Ромильда шепчет и пытается, не обращая внимания на боль Долохов ещё не отпустил её волосы, коснуться губами его через пижамные брюки.
Прочь! как на качелях, он снова отшвыривает её назад. Глупая девчонка, со мной эти штучки не пройдут, ведь это я тебя им научил. Как же ты не поймешь ведь это я тебя создал! Это я сделал из дуры-малолетки холеную породистую суку, первоклассную стерву! Я сломал старую систему, я вбил в твою очаровательную, но пустую головку новые принципы. Я написал твою жизненную философию! Ты новая это я...
Последнее он почти прошептал, отпустил её волосы и бессильно опустился на колени у кровати. Уронил растрепанную голову на скрещенные руки. Только тут Ромильда осознала, насколько он пьян. Она подползла по простыни к нему, коснулась дрожащими пальцами затылка. Потом шеи, потом стала гладить чуть вьющиеся волосы:
Тихо, тихо. Ну, конечно, ты, она успокаивала его, как раненного зверя.
Только сейчас она поняла, насколько Долохов ей стал близок. Недаром он говорил, что мир не делится на чёрное и белое, и сейчас она чувствовала, что влюбляется в Упивающегося смертью, влюбляется именно в него, а не в его деньги, силу или опыт в постели.
Как ты думаешь, почему я выбрал именно тебя? Долохов уткнулся ей лицом в колени. Нет, не из-за красоты, видал и покрасивее, да и мозги тут не главное. А сексуальность в школьной форме это на любителя.
Ромильда позволяла ему говорить, перебирая пальцами пряди его тёмных волос и гладя напряженные плечи.
Ты такая же, как я. Не отрицай! Ты любишь власть. Ты делишь людей по сортам.
Нет, одними губами прошептала Ромильда, но Долохов услышал.
Дурочка. В этом нет ничего плохого. Люди действительно всегда делятся на умных и глупых, красивых и уродливых, талантливых и бездарных, лидеров и серость, магов и маглов. Плохо не то, что ты делишь и выбираешь, плохо лицемерие, эта глупая мещанская слащавость, сюсюканье о всеобщем равенстве. Его нет!
Он резко поднял голову:
Запомни: нет и не будет. И жизнь это грязный базар, там беспощадная драка, до выбитых зубов и растекшихся мозгов, там торг, кто кого обдурит, там торгуют телом, там душой.
Любовник замолчал и снова уложил голову ей на колени, почти уткнувшись носом в лобок.
У меня в жизни всё будет по-другому, едва слышно сказала Ромильда.
Ей показалось, что Долохов хмыкнул, а может, он просто всхрапнул по пьяни.
Глава 4
В комнате у Долохова не слишком тепло он любит прохладу, камин едва горит. Ромильда сидит с ногами в кресле, закутавшись в найденную на кровати мантию любовника она восхитительно пахнет им. Трансфигурация почти выучена, и пусть Макгонагалл едва разжимает губы, когда обращается к ней, экзамены никто не отменял. Когда в комнату кто-то стучится,
а потом залезает омерзительная голова Амикуса Кэрроу с подобострастной улыбкой, которую он расточает и Долохову, и его фаворитке. Антонин брезгливо кривится, но потом всё же выходит к Кэрроу в коридор. Вскоре до Ромильды доносятся голоса разговор явно идет на повышенных тонах. Вейн потихоньку подходит к двери и слушает, готовая в любой момент отскочить к книжной полке.
Это перешло все границы! в голосе Долохова ярость, Ромильда поёживается, тому, кто вызвал этот гнев, не поздоровится.
Я говорил директору, но он всё время слишком занят и..., Кэрроу, сочась любезностью, понизил свой слишком грубый голос, добр к этим соплякам.
Да, Северус лоялен, Антонин тоже стал говорить на тон тише, вероятно он слишком долго проработал здесь во времена Дамблдора, вот и привык. В любом случае не будем отвлекать директора, Лорд дал мне достаточно полномочий.
Разумеется, Антонин, восторженно прошептал Амикус, что в его исполнении звучало просто ужасно, будто соплохвост решил исполнить арию Джульетты, я так и знал, когда шёл к тебе.
Да, да, ты правильно сделал, отмахнулся от него Долохов. А теперь приведи ко мне эту Боунс.
Но директор...
Директор в отъезде! рявкнул Долохов. Я выполняю сейчас его обязанности. Делай, что говорят! Любой проступок должен быть наказан. Девчонка полукровка?
Так есть, её папаша забрюхатил грязнокровку и...
Перестань мне рассказывать сплетни, меня не интересует, кто с кем трахался, приведи девчонку! Пусть знает, что бывает, когда кровь не чиста, да ещё язык за зубами не умеет держать.
Ромильда поспешно отступила назад, но Антонин так и не вернулся в комнату. Она знала, что он практически не наказывал учеников, ему было плевать на них. А когда он возвращался с «собраний», она просто предпочитала не думать, что они там делают. Однако сейчас Долохов был взбешен бедная Сьюзен, она ведь такая серенькая мышка, она всегда была послушна и не нарывалась на неприятности. Но чтобы она не сделала, наказание было ужасно. От ярости Долохов забыл наложить заглушающие чары на свой кабинет, и Ромильда в его комнате всё прекрасно слышала: хриплый голос: «Круцио!» и бесконечный, непрекращающийся крик, который рвал душу. Вейн металась по комнате, пару раз она хваталась за дверную ручку, порываясь выйти к любовнику и защитить бедную девушку, но каждый раз останавливалась, понимая, что всё чего она добьётся, это пыточное для себя. Дура, какая же она трусливая дура! Ромильда упала на колени: сколько не закрывай глаза, правда всё равно ворвется в голову, не через глаза, так через уши, как этот нечеловеческий крик боли. Она войдет через кожу запахом крови.